Некроскоп - Брайан Ламли

* * *

Возле Бухареста Драгошани остановился, чтобы заправиться, и попытался разбудить Тибора. День был в самом разгаре, но все же он сумел кое что уловить: слабый отклик, легкое шевеление в голове. В Брайде, уже в сумерках, он попытался снова. Теперь, с приближением ночи, присутствие Тибора ощущалось отчетливее. Тибор появился, он мог бы ответить, если бы Драгошани позволил ему это сделать. Однако он не позволил. Борис вновь исключил его из своего сознания и продолжил путь. Покончив с таможенными формальностями в Рени, Борис отключил защитные силы сознания и предложил Тибору войти в него. Была глубокая ночь, но он услышал лишь слабый шепот, словно доносящийся за тысячи миль:

«Драгоша-а-а-а-ни! Трус! Ты сбежал от меня! От сидящего в ловушке под землей старика!»

— Я не трус! И я не убегаю. Я просто хочу быть недостижимым для тебя, быть там, где ты не сможешь до меня добраться. А если тебе это все-таки удастся, я буду знать об этом. Ты, Тибор, нуждаешься во мне больше, чем я в тебе. А пока полежи и все обдумай. Может быть, в один прекрасный день я вернусь к тебе, а может быть, и нет. Но если я вернусь, то поставлю тебе свои условия.

«Драгошани... — (шепот был слабым, но настойчивым) — я...»

— Прощай, Тибор!

Шепот Тибора Ференци растаял вдали, и вскоре Драгошани решил, что пришла пора остановиться и спокойно поспать.

И увидеть во сне свои собственные сны.

Весна 1976 года...

Виктор Шукшин был почти что разорен. Он промотал доставшиеся ему в наследство от Мэри Киф — Снайтс имение, вложив деньги в несколько сомнительных финансовых предприятий, которые благополучно провалились. Ему приходилось платить, высокие налоги за большой дом в Бонниригге, и тех грошей, которые он получал за частные уроки, было недостаточно. Он с удовольствием продал бы дом, но тот пришел в такое ужасное состояние, что не приходилось надеяться получить за него приличную сумму. К тому же дом обеспечивал необходимое уединение. Можно было бы сдать внаем несколько комнат, но в этом случае он непременно лишился бы возможности жить втайне от окружающих, а кроме того, прежде чем сдавать, комнаты следовало отремонтировать, а денег на это не было.

Лингвистические способности были не единственными, которыми он обладал. Поэтому за последние годы он предпринял несколько коротких поездок в Лондон, где ему удалось получить кое-какую интересующую его информацию и проверить сведения, добытые им ранее, за время, проведенное на Британских островах. Эти сведения могли заинтересовать некоторых людей за рубежом, а следовательно, принести кучу денег.

Иными словами, Виктор Шукшин был шпионом, или, во всяком случае, должен был им стать, — именно с этой целью Григорий Боровиц впервые выслал его за пределы СССР в 1957 году. В те годы отношения между Востоком и Западом были очень напряженными, а внутри СССР ужесточили меры, направленные против диссидентов. Поэтому на волне политической эмиграции Виктору Шукшину не составило особого труда попасть на Британские острова.

Однако вскоре после этого, а особенно после встречи с Мэри Киф, женитьбы на ней и ее убийства, Шукшин почувствовал себя настолько уверенно, что отрекся от своего шефа и стал британским гражданином. При этом он никогда не забывал о первоначальной цели приезда в Великобританию и в качестве гарантии на будущее все это время продолжал собирать информацию, которая могла бы когда-нибудь пригодиться его родной стране. И вот теперь, испытывая серьезные финансовые затруднения, он вдруг осознал, что его положение не так уж и безнадежно. Если в СССР ему откажутся заплатить требуемую сумму, он может пригрозить им раскрытием перед британскими спецслужбами секретов тайной русской организации.

Вот почему ясным майским утром Шукшин написал и тщательно зашифровал письмо, адресованное его старому корреспонденту в Берлине, с которым он не переписывался более пятнадцати лет и который, скорее всего, уже не рассчитывал что-либо от него получить. Тот человек имел возможность переправить его письмо дальше — в Восточную Германию, а оттуда в Москву, лично Григорию Боровицу. Шукшин отвез письмо в Бонниригг на почту и на потрепанном “Форде” возвратился обратно домой.

Однако, когда он переезжал через реку по старому каменному мосту, он вдруг с удивлением почувствовал внутри давно знакомый трепет, прилив сверхъестественной энергии, от которого спина покрылась холодным потом, а волосы на голове зашевелились словно под воздействием статического электричества. На мосту, облокотившись на парапет и глядя на воды спокойно текущей реки, стоял стройный молодой человек. На нем было пальто, на шее повязан шарф. Когда Шукшин подъехал ближе, молодой человек поднял голову и уставился на машину Шукшина. Серьезные бледно-голубые глаза, казалось, насквозь прожигали боковые дверцы автомобиля, и холодный взгляд пронзал Шукшина. Шукшин тут же почувствовал, что незнакомец обладает сверхъестественными способностями, не свойственной обычному человеку проницательностью. Он определил это абсолютно точно, поскольку сам был человеком неординарным. Он был “наблюдателем”: его талант заключался в немедленном выявлении особо одаренных людей.

Кем был этот молодой человек и почему он появился здесь именно сейчас, оставалось только гадать. Эта встреча могла быть случайностью, простым совпадением. Шукшину не однажды приходилось сталкиваться с подобными людьми. Однако, если оценивать с точки зрения силы и цвета, то этот человек был очень силен и окрашен в алый цвет — в сознании Шукшина он предстал грозной ярко-красной тучей. Вполне возможно, что он появился здесь преднамеренно, его мог кто-нибудь прислать. В британской разведке тоже имелись свои “наблюдатели”, они могли обнаружить и выследить Виктора. В свете недавних поездок в Лондон и того, что ему впоследствии удалось узнать о британском отделе экстрасенсорики, такое предположение никак нельзя было назвать невероятным. От этих мыслей его охватила паника. И не только паника. Он почувствовал в себе нечто такое, с чем необходимо было немедленно справиться. Он вдруг подумал, что нет ничего легче, чем, чуть повернув руль, пригвоздить человека машиной к парапету. Им овладела ненависть, непреодолимая и всепоглощающая ненависть ко всем экстрасенсам.

Ярость потихоньку прошла, и Шукшин взглянул на свои руки. Он так крепко вцепился в края стола, что костяшки пальцев побелели. Он заставил себя разжать руки, откинулся в кресле и глубоко вздохнул. Подобное с ним случалось не впервые, и он умел справляться с эмоциями, ему это удавалось почти всегда. И зачем только он послал это письмо Боровицу! Возможно, он совершил большую ошибку. Наверное, лучше было бы сразу предложить свои услуги англичанам. Ему следует немедленно сделать это. Пока они не выследили его...

За такими мыслями и застал его звонок в дверь, заставивший Виктора вздрогнуть.

Кабинет Шукшина располагался на нижнем этаже в задней части дома, окна его выходили во внутренний дворик. Он встал из-за стола и, покинув залитую солнцем комнату, торопливо направился через сумрачные помещения первого этажа к входной двери. Примерно на полпути звонок раздался снова, и он опять резко дернулся — нервы его были напряжены до предела.