Константин Павлович. Корона за любовь - Зинаида Чиркова

Через месяц Елизавета Алексеевна родила дочку. Александр был холоден и к жене, и к ребёнку, и Мария Фёдоровна изумлялась этой холодности. Сколько она помнила, её муж всегда был нежен с ней после её многочисленных родов, заботлив и внимателен.

Девочка умерла, не прожив и месяца. Только потом Мария Фёдоровна поняла причину странного поведения своего сына. Под большим секретом одному из самых близких своих людей она поведала эту историю:

— Я никогда не могла понять отношения моего сына к этому ребёнку, отсутствие мягкости к нему и его матери. Лишь после смерти девочки поверил он мне эту тайну: его жена, признавшись ему в своей беременности, хотела уйти, уехать... Мой сын поступил с ней с величайшим великодушием...

Константин горько усмехался: как калечит судьбу высокий сан, как не может быть счастлив брат в своей семье, как не может быть счастлив и он сам — и всё из-за того, что обязанности императора и его наследника ограничивают свободу и сердце, всё должно быть подчинено интересам государства и короны.

Впрочем, Александр утешился: Мария Антоновна Нарышкина тоже родила девочку, и это дитя стало утешением Александра. Он полюбил её с колыбели, берег и тешил, и это была самая сильная его привязанность. Даже имя её он повторял с необычайной нежностью — Соня, Сонечка...

Константин размышлял: а если бы Александр развёлся с Елизаветой или заточил её в монастырь по примеру своего предка, женился бы снова, завёл детей... И тут же отбрасывал эту мысль — а что было бы с империей, с короной? Каждый мог бы бросить комок грязи в корону, и права мать, что соблюдает величайшую осторожность во всех личных делах своих детей. Он начинал понимать тяжёлую ношу брата.

Впрочем, Константину всегда не хватало времени для длительных раздумий. Характер его был характером действия, а не размышления, хотя неровность его нрава, вспышки неукротимого гнева, как и у отца, наводили на всех окружавших его страх и нелюбовь. Но он обращал мало внимания на отношение к нему людей, он ставил перед собой задачи и выполнял их с безукоризненной точностью. Его отец в Гатчине завёл так называемые гатчинские модельные батальоны. С них должно было взять пример всё войско. Это были пудреные по прусскому образцу батальоны, и эту моду ввёл Павел во все войска, когда пришёл к власти.

Константин недаром был выучеником Суворова. Получив в полное своё ведение всю военную организацию российского государства, Константин тут же отменил парики и косы, букли и штиблеты. Живя в Стрельне после Тильзитского мира с Францией, великий князь призывал к себе офицеров из всех частей русского войска, обучал их и затем рассылал во вверенные им части, с тем чтобы и там вводились порядки и военные управления, которым обучились они в Стрельне.

Однако нетерпение его бывало так велико, что гнева его боялись все офицеры и полковые командиры. Он слишком часто бывал несправедлив, а уж если полковой командир не вызывал в нём уважения и подвергался заслуженному наказанию, той весь полк, независимо от его подготовки, определялся великим князем как самый плохой, никуда не годный. Если ротный начальник был нерасторопен, то жестоко наказывалась вся рота. С прапорщиков взыскивал Константин вину всего взвода и перелагал часть наказания на солдат. Потому служить под его началом было для солдат и офицеров большим испытанием.

Вспышки гнева Константина теперь не сдерживались никем, и характер его портился день ото дня, не встречая никакого сопротивления в подчинённых. Доходило до того, что иногда Константин пускал в ход кулаки, а брань и оскорбительные выражения всегда были в полном ходу у двадцативосьмилетнего великого князя, гордившегося тем, что он солдат и грубость — качество, присущее только солдату, — подобает ему.

Однажды на учениях лошадь его испугалась и кинулась в сторону от строя. Константин выхватил палаш и на бегу изрубил шею и круп коня. Соскочив с него, он добил несчастное животное, свалившееся к его ногам. Недаром ходил про Константина стишок:

Несмотря на это, в войсках хорошо знали, что Константин не потерпит никакого нарушения дисциплины и воинского устава, и старались солдаты, стремились командиры заслужить благорасположение своего требовательного начальника.

Кроме занятий с войсками непосредственно, было у Константина множество других дел. Ещё в первом году нового столетия он был утверждён председателем воинской комиссии, которая должна была пересчитать все расходы по войскам и привести их в соответствие по всем статьям. Оказалось, что множество средств просто разворовывается командирами и офицерами, а рекрутов целыми взводами приписывают к усадьбам генералов, что почти треть войска только числится на бумаге, а в действительности состоит крепостными у командиров.

Жёстко взялся Константин за наведение порядка в этой области. Все рекруты были возвращены в свои части, командиров, особенно преуспевших в воровстве и казнокрадстве, Константин жестоко карал.

К тому времени, когда он возвратился из Тильзита, уже не было воровства людей из полков и команд, хотя воровство казённого имущества и казённых денег всё ещё процветало. И если при Павле уже были искоренены порядки, при которых офицеры не являлись на службу годами, получая лишь жалованье, когда в строй являлись во фраках и с меховыми муфтами, то теперь об этом не было и речи. Армия не роптала, солдаты и офицеры только боялись нареканий со стороны Константина.

А скольких трудов стоило великому князю управление разными хозяйственными делами войска! Он старался привести всё снабжение армии к строгому порядку, обзавестись магазинами — хозяйственными складами — во всех войсках с особым тщанием. Тут пригодилась ему боевая и хозяйственная выучка великого полководца Суворова. И, наверное, недаром Константин слыл тогда в России самым деятельным способным организатором, конечно, по всем тогдашним понятиям...

Тильзитский мир дал России передышку — армия была истощена, казна пустела, очень много людей полегло на полях сражений. Необходимость мира понимали все, но лишь Константин выказал себя наиболее приверженным к заключению мирного договора. Он, выученик и сподвижник Суворова, яснее всех понимал состояние армии и был ближайшим советником Александра, страшившегося позорного и невыгодного для России мирного договора. Но если в Тильзите Александру пришлось при всех блистательных празднествах и пиршествах, испытать горечь поражения, бессилие перед огромной армией Наполеона, то уже при следующем свидании двух императоров, в Эрфурте, Александр показал себя твёрдым и неуступчивым.

Константин сопровождал Александра в его поездке в Эрфурт на свидание с Наполеоном.

Как отличалось это свидание от тильзитского! Константин часто наблюдал, как срывал с себя треуголку Наполеон, бросал её на пол и топтал ногами. Но Александр спокойно и негромко говорил:

— Вы слишком страстны, а я настойчив — гневом со мной ничего не сделаешь. Будем беседовать и рассуждать, или я удалюсь...