Оливия Киттеридж - Элизабет Страут

— Я сказала, — громко ответила Оливия, — что пора этой чертовой старухе уезжать.

— «Хвала Иисусу!» — раздалось сверху, с балкона.

— Что вы имеете в виду? — спросила Энн, вытянув к окну шею; в этот момент малышка ногой опрокинула картонку молока.

— Черт! — выругался Кристофер.

— Он сказал: «Черт!» — крикнула Оливия наверх и поспешно кивнула, когда попугай прохрипел:

— «Господь всемогущ!»

— Твоя правда, — сказала Оливия. — Он и правда всемогущ.

Кристофер вышел во двор, тщательно прикрыв за собой сетчатую дверь.

— Мама, перестань. Что происходит?

— Мне пора домой. Я завонялась, как рыба.

Кристофер медленно покачал головой:

— Я так и знал, что это случится. Я так и знал — что-нибудь да вызовет взрыв.

— О чем ты говоришь? — возмутилась Оливия. — Я же просто сказала, что мне пора домой.

— Тогда зайди в дом.

— Мне думается, я не нуждаюсь в том, чтобы мой сын указывал мне, что делать.

Однако когда Кристофер вернулся в кухню и что-то тихо сказал Энн, Оливия поднялась и подошла к ним. Она опустилась в деревянное кресло у стола: ночью она почти не спала и чувствовала себя не вполне устойчиво.

— Что-нибудь случилось, мама? — спросила Энн. — Вы ведь пока еще не собирались уезжать?

Провалиться ей на этом месте, если она скажет им о том, как они допустили, чтобы она сидела в том кафе, капая мороженым себе на грудь: они к своим детям лучше относятся, вытирая всякую пачкотню с их одежек. А ей они дали сидеть там с залитой сиропом грудью.

— Я же говорила Кристоферу, когда он впервые пригласил меня к вам, что я пробуду три дня. После этого я заваниваюсь, как рыба.

Энн с Крисом переглянулись.

— Ты говорила, что останешься на неделю, — осторожно возразил Крис.

— Правильно. Потому что вам нужна была помощь. Но тебе даже не хватило совести честно об этом сказать. — В ней бушевала ярость, разгоравшаяся все сильнее из-за существовавшей меж ними конспирации, из-за того, как Крис взъерошил волосы Энн, из-за взгляда, каким они обменивались. — Господи, я не выношу лгунов. Тебя никто не учил лгать, Кристофер Киттеридж, не так тебя воспитывали.

С бедра Энн на Оливию во все глаза смотрела малышка.

— Я пригласил тебя к нам в гости, — медленно заговорил Кристофер, — потому что хотел тебя повидать, а Энн хотела с тобой познакомиться. Мы оба надеялись, что просто хорошо проведем время вместе. Я надеялся, что все изменилось. Что такого больше не случится. Но, мам, я не собираюсь брать на себя ответственность за крайне капризную изменчивость твоих настроений. Если произошло что-то, что тебя расстроило, тебе надо сказать мне об этом. Тогда мы сможем поговорить.

— Ты с нами никогда не говорил за всю твою жизнь, черт побери! Зачем же ты сейчас начинаешь?

Она вдруг осознала — это же психотерапевт. Конечно же! Этот идиот Артур. Ей надо быть поосторожнее — это все будет рассказано в психотерапевтической группе. «Крайне капризная изменчивость твоих настроений». Это не Кристофер, не его голос. Боже милостивый, они обсуждали ее, разбирали по кусочкам! Эта мысль заставила Оливию содрогнуться всем телом.

— И что это такое ты говоришь? — спросила она. — Капризная изменчивость моих настроений? Какого черта все это значит?

Энн губкой промокала пролитое на стойку молоко, по-прежнему держа малышку. Кристофер спокойно встал перед матерью.

— Ты вроде бы ведешь себя как параноик, мам, — сказал он. — Всегда так было. Во всяком случае, часто. И мне не приходилось видеть, чтобы ты когда-нибудь признала, что в этом есть и твоя вина. В какую-то минуту у тебя одно настроение, а в следующую — ты уже в ярости. Это утомляет тех, кто тебя окружает, это их просто изнашивает.

У Оливии под столом чертовски тряслась нога. Очень тихо она ответила:

— Нечего мне здесь сидеть и слушать, как меня называют шизофреничкой. Мне такого за всю мою жизнь еще не приходилось слышать. Сын смотрит матери прямо в лицо и обзывает ее шизофреничкой. Клянусь Богом, я не любила свою мать, но я никогда…

— Оливия, — вмешалась Энн. — Прошу, прошу вас, успокойтесь. Никто вас никак не обзывает. Крис просто пытался сказать вам, что ваши настроения иногда меняются вроде как очень быстро и это было тяжело. Для него, когда он подрастал, понимаете? Никогда не зная, чего ждать.

— Что ты, ради всего святого, можешь знать об этом? Ты что, была там? — В голове у Оливии кружились смерчи. И что-то случилось со зрением — оно казалось каким-то неправильным. — Я полагаю, вы оба теперь защитили диссертации по семейной психологии.

— Оливия, — сказала Энн.

— Нет, пусть едет. Поезжай, мам. Это замечательно. Я вызову тебе службу такси, тебя довезут прямо до аэропорта.

— Ты что же, собираешься отправить меня туда одну? Ради всего святого!

— Через час я должен идти на работу, а Энн нужно позаботиться о детях. Мы не сможем отвезти тебя в аэропорт. Но аэропортовская служба такси работает прекрасно. Энн, почему бы тебе им сразу не позвонить? Мам, тебе самой придется подойти к билетной стойке и поменять билет, но это — без проблем.

Поразительно: ее сын принялся собирать грязные тарелки со стойки и загружать посудомойку.

— Ты что же, вышвыриваешь меня из дому вот так запросто? — спросила Оливия с яростно колотящимся сердцем.

— Ну вот видишь? Вот тебе и пример, — спокойно ответил Крис. Загружая посудомойку, совершенно спокойно. — Сама говоришь, что хочешь уехать, а потом обвиняешь меня, что я тебя вышвыриваю. Ты, кажется, просто не замечаешь, что твои действия вызывают реакцию.

Оливия поднялась, держась за край стола, и поплелась вниз, в подвал, где ее ждал уже собранный чемодан. Вещи она сложила еще ночью. Задыхаясь, она притащила чемодан наверх.

— Машина будет через двадцать минут, — сообщила Энн Кристоферу, а он кивнул, продолжая загружать посудомойку.

— Я не могу этому поверить, — сказала Оливия.

— Это меня не удивляет. — Кристофер взялся отмывать кастрюлю. — Я и сам никогда не мог этому поверить. Просто я больше не хочу с этим мириться.

— Ты уже много лет не хочешь со мной мириться! — выкрикнула Оливия. — Ты уже много лет плохо ко мне относишься!

— Нет, — спокойно возразил ее сын. — Я думаю, если ты поразмыслишь над этим, ты поймешь, что все совсем не так. У тебя просто дурной характер. Во всяком случае, я предполагаю, что это — характер, на самом деле я не знаю, что это такое. Но ты можешь заставить человека чувствовать себя ужасно. И папа из-за тебя чувствовал себя ужасно.

— Крис! — произнесла Энн, как бы о чем-то предупреждая.

— Я больше не хочу, чтобы мною управлял мой страх перед тобой, мама.