Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

– Опять? – свирепо спросил Вазых.

Марданов, зам Кишунина, неубедительно заблеял, и Вазых швырнул трубку.

Немедленно затрещал второй телефон, синий, общекамазовский. Вазых Насихыча срочно приглашали на совещание, которое главный инженер проводил на автосборочном. Тут и стало понятно, что день пропал. От совещания не отбрыкаться, коли лично позвонили. Убьется там часа два. Плюс дорога: до автосборочного добираться полчаса – на своей машине быстрее, но своей машины так и не было, а Виталия выпросила дирекция ЧЛЗ – все шофера в разъезде, а сегодня надо было встретить самолет с какими-то резинками из Штатов. То есть из Москвы, конечно, но Штаты в безумной по-киношному истории были задействованы напрямую – Кошара принялся рассказывать, но у Вазыха не было времени слушать, он сказал: «Да-да-да, забирай» – и убежал на третью подстанцию. Так что Виталий с утра умчался в Бегишево, а Вазых отправился на совещание на вахтовом автобусе вместе с остальными персонально приглашенными.

Приглашали, оказывается, поголовно, автобус тормозил возле каждого АБК, так что участку точных отливок пришлось стоять в проходе – Тарханов, правда, норовил сесть кому-нибудь на коленки и ржал на весь салон.

Совещание вышло не бестолковым, а обескураживающим. Технический сразу огорошил:

– Так, товарищи, прошу прощения, что всех сдернул, можно сказать, с живого дела. Два срочных момента, нужно ваше внимание и содействие. Значит, во-первых, санкции. Про «Ингерсолл Рэнд» все знают, движки третий год без их запчастей и инструментов корячатся. Комиссия конгресса запретила, ну, помните. Теперь, значит, это коснется вообще всех. Официальное уведомление будет позже, но министерству по его каналам уже сказали, а оно нам: Рейган запретил любые поставки в Союз всем американским компаниям.

– И «Свинделлу»? – напряженно спросил Кошара.

– И «Свинделлу», и «Сикэсту», и «Клеверленду», и «Пэнгборну», и «Холкрофту», – мрачно перечислил технический. – Литейка, кузница, прессово-рамный, автосборочный – все, в общем, остаются без запчастей и комплектующих. Эмбарго полное, мать его.

Тарханов выругался вслух, остальные чуть потише. Кошара, оглядевшись, спросил:

– То есть с манжетами это не просто перебой был?

Технический кивнул и предложил:

– Иван Яковлевич, вы расскажите всем, чтобы, значит, понимали, в каких условиях работаем и в каких дальше работать придется.

Выходит, судьба, подумал Вазых. Кошара встал и, нервно усмехаясь, рассказал, что месяц назад компания Swindell Dressler, поставившая практически все литейные линии КамАЗа, – вернее, Pullman Swindell, как она называется после перекупок с переименованиями, – не прислала очередную партию расходных материалов, в том числе резиновые манжеты для манипуляторов электродуговых печей. На телексы и звонки представительство компании отвечало невнятно, головная контора глухо молчала, потом вдруг сообщила, что манжет для Европы и СССР нет, какие-то перебои с огнеупорной резиной, так что самим, мол, еле хватает. Выписывайте, говорят, штраф, согласны. А какой штраф, если у нас литейка вся через три дня встанет, а за нею и главный конвейер?

– А в Союзе никто, что ли, такую резину не делает, Баковка там? – под легкий смешок поинтересовался Федоров, сидевший по левую руку от начальника.

– Ну, если баковское РТИ номер два в несколько слоев натянуть… – обрадованно начал Тарханов.

– Никто, – отрезал Кошара. – Ни в Союзе, ни в мире. И сегодня, между прочим, последний день работы с манжетами, которые остались.

– Так, – сказал Федоров, перестав улыбаться. – Вы встаете, что ли?

– Если мы встаем, то все встают, – напомнил Кошара. – Не-не, спасибо генеральному, он вышел на Москву, смог объяснить ситуацию, и там все решили. Юрия Жукова знаете, который политический обозреватель? «Девятая студия», да. В общем, он ночью из Нью-Йорка в Москву прилетел.

– И что? – спросил кто-то, не выдержав. – На гонорары купил самолет резинок?

– Да нет, ему к трапу дипломат привезли. Вот и…

– Кто привез? – влез Тарханов.

– Ну вот привезли. Наши. Не знаю кто, и откуда тоже… В общем, – Кошара взглянул на часы, – манжеты уже на литейку подвезли или сию минуту подвозят.

Он поймал взгляд Вазыха и кивнул. Ну ладно хоть так, подумал Вазых. Все равно стало приятно, как всегда бывало, когда он, на полмига застыв посреди постоянной обрывающей уши гонки, вдруг остро понимал, какими большими делами помогает незаметно для себя ворочать.

– Дипломат? – переспросил технический настороженно. – А это… Надолго его хватит-то?

– На квартал точно. А вот с остальным что делать, если кругом эмбарго? Огнеупоры-то в дипломате не привезешь.

– В общем, есть о чем подумать, – сказал технический. – Все знают, что мы сложа руки, значит, не сидели, только за последние пять лет сколько – семь, девять? – заводов полностью под нас перестроились. И по огнеупорам в том числе – Саткинский завод…

– Под «ультра-хай-пауэр» Сатка футеровку не дает, – вставил Кошара.

– Этого вы, Иван Яковлевич, могли бы не говорить, я, значит, помню, во сне даже. Но три года назад Сатка и спеченные огнеупоры прямой связки не давала, не знала, что такое. А теперь, спасибо, значит, нам, и Свердловску с Днепропетровском, знает, и дает, и набивные массы дает, и торкрет-массы. С «ультра-хай» тоже справимся. Просто взяться нужно. Вот поэтому прошу все подразделения в двухдневный срок определиться с проблемными направлениями импорта, согласовать между собой возможные перепады и, значит, возможности взаимопомощи. И к среде докладные мне на стол, пожалуйста. Будем формировать задание службам снабжения, искать варианты производства в Союзе, в крайнем случае в соцстранах. Министерство и ЦК обеспечат режим максимального, вы понимаете.

– А качество американское кто обеспечит? – поинтересовался лысоватый гномик, кажется, из НТЦ. – От армян там, венгров или сызранского завода средненького машиностроения?

– Вы, – серьезно сказал технический. – Больше никто. Сызранский завод может стараться, а может, значит, ныть, что ему этот наш КамАЗ не сдался вообще. Но если этот завод, если армяне, венгры, болгары, украинцы вам качество не обеспечат, не знаю там, американское или японское, но чтобы конвейер не вставал, чтобы «КамАЗы» ходили, и здесь, на народно-хозяйственных, значит, стройках, и в горах, в чрезвычайных условиях, вы понимаете… то никто и не обеспечит. А добиваться, чтоб было качество, вы должны. Ваши представители. Езжайте в Сызрань, селитесь там, живите на заводе, у генерального на столе ночуйте – и пусть осваивает наш заказ, и пусть делает так, как надо, а не так, как хочет, значит, умеет или привык. Полномочия у вас будут, остальное – ваша обязанность. Добивайтесь.

– Прелестно, – сказал гномик.

Технический развел руками и сказал:

– А вы как хотели? Сейчас не семьдесят третий год, и больше семьдесят третьего не будет. Министр к нам больше каждую субботу не приезжает, «сотого» приказа нового не будет, чтобы вся страна под козырек, валютных дождей тоже. И Госплан нам как утверждает показатели себестоимости на пятнадцать-двадцать процентов ниже, чем на любом другом предприятии автопрома, так и будет, раз уж в нас вся страна столько вложила. И пятьсот фирм со всего мира сюда больше не приедут, в глаза нам заглядывать, коньяки и, значит, женам висюльки дарить не будут. Все, кончилось это время и больше не вернется. Про разрядку там, сосуществование двух систем, девочку Саманту забудьте. «Першинги» уже у наших границ, товарищи, спутники с лазерами вон там. Они нас, значит, всерьез душить начали и не бросят. Лучше не будет, хуже – возможно. Так что кончаем мечтать про мирное сосуществование и экономическую взаимопомощь. Надежда только на себя и на свои силы.