Попасть в отбор, украсть проклятье - Надежда Мамаева

Но определенно этот тип нарывался на то, чтобы я наплевала на все охранные чары и зарядила ему промеж глаз заклинанием.

Но тут из темноты коридора раздалось:

— Однако какая занятная картина… — Этот голос я бы узнала из тысячи. Вот только сейчас он звенел холодной яростью.

Вильфред тут же отпустил мою талию и даже сделал несколько шагов назад. Что, кстати, было весьма разумно с его стороны. Я бы точно при виде столь мрачного ворона еще и парочку плетений щитов приготовила.

— Брат, какая встреча, — насмешливо протянул Вильфред, а затем, чуть склонив голову набок в шутовском поклоне, присовокупил: — Думаю, мне стоит удалиться. Все же встреча подчиненных с начальством…

И, неимоверно довольный чем-то, развернувшись, он пошел прочь. А я осталась. Захотелось рвануть навстречу Ару, оказаться в его объятьях. Но потом до меня дошло, как мы с Вильфредом выглядели со стороны, и…

Мы замерли с вороном на миг. На один долгий миг, в котором было все. А потом… Не знаю, кто сделал первый шаг. Он? Я? Да не все ли равно, если мы встретились в объятьях друг друга. Ар открыл спиной дверь одной из пустых комнат, щелкнул запор, отсекая нас от всего мира, и…

Затем я поняла, что не только истина может родиться в споре, но и ребенок. А ревность — и вовсе одна из главных причин многодетных семей!

Ар целовал меня неистово. Словно клеймил. А я — отвечала ему тем же. Ворон оторвал мои руки от себя и припечатал к двери. Его язык вторгся в мой рот. Жадно, сильно. Каратель вжался бедрами мне в живот, и я почувствовала его мужское желание.

Я не удержалась, скользнув пальцами под его рубашку, ощутив кожей напряженные мысцы, выступающие кубики пресса. Ар вздрогнул от удовольствия.

— Я схожу по тебе с ума, — выдохнул он, пожирая меня голодным взглядом. — Никогда не думал, что способен на ревность…

Подалась вперед. Тело горело. Я была пьяна вороном. Он ласкал меня, целовал, не давая и мига, чтобы опомниться. Да я и не хотела. Ярость. Желание. Дикая, жадная потребность друг в друге. В прикосновениях.

Я почувствовала, как сильные руки подхватили меня под ягодицы, усадили на крышку клавесина, раздвигая ноги, поднимая подол платья. И это — не отрываясь ни на секунду от моих губ. Внизу живота словно вспыхнуло пламя. И оно поднималось выше, заставляя гореть уже меня всю, лишая воздуха, иссушая, рождая жажду, утолить которую могли только прикосновения ворона, поцелуи ворона… только он.

Мои пальцы скользнули на его шею, зарылись в черные жесткие волосы, отчего Ар застонал от удовольствия.

Я почувствовала, как его поцелуи спускаются все ниже: шея, обнаженная грудь. Я даже не заметила, когда ворон успел ослабить корсет.

А вот рука Ара, скользнувшая под подол, наоборот, поднималась все выше: щиколотка, обтянутая тонким чулком, колено, внутренняя сторона бедра. Прикосновения пальцев к обнаженной коже, на границе, где тонкий чулок закончился, а батист панталон ещё не начался, заставили меня простонать от наслаждения.

— Моя Тай… — Шепот, от которого по спине пробежали мурашки.

Шуршание ткани, когда?р справился с последним батистовым бастионом и… он вжался в мои бедра. Обхватила его ногами, словно это могло мне помочь на миг задержаться в этой реальности.

— Ар… — Мой не шепот, гортанный хрип, разнесся по комнате, залитой чернильным сумраком.

Он вбивался в меня, заставляя стонать от наслаждения, которое было одно на двоих. Мы любили друг друга на грани боли. Нас выворачивало наизнанку от дикой потребности обладания. И не было ничего важнее, чем утолить этот голод ласками, проникновением, шальными ударами, отдающимися ритмичным скрипом крышки клавесина.

Я откинула голову не в силах сдержаться. Улетая…

— Моя Тай… — Надсаженный голос ворона вернул меня в реальность. — Ты должна знать одну вещь обо мне.

— Да?! — скорее не сказала — промурлыкала, нежась в объятьях Ара.

— Тебе достался жутко ревнивый супруг.

Не удержалась от смешка:

— Значит, в этом мы с тобой похожи…

— Я понимал умом, что ты моя, что Вильф не претендует на тебя, и все равно… когда увидел, как он держит тебя за подбородок, прижавшись… Перед глазами была пелена. Хотел придушить этого паршивца.

Я подалась чуть вперед, прижалась лбом ко лбу ворона и прошептала:

— Я — только твоя. А ты — только мой. И так будет до самой смерти.

— И за Гранью — тоже. — Его рука прикоснулась к моему лицу, и я уже потянулась за еще одним поцелуем, когда Ар замер, на миг прикрыв глаза. А потом — выругался.

— Сработала одна из сигналок.

Но, прежде чем уйти из дворца, ворон помог мне привести себя в порядок и… как сущий мальчишка, украл еще один поцелуй… Ну как один. Один десяток — так точно. Все же юнцом он не был.

— Держи. Эту записку нужно будет передать моему отцу сразу, как я покину совещание перед взрывом, — ?р вручил мне послание. — А этот перстень, — он снял с пальца кольцо, — поможет миновать стражу.

Замысел ворона был прост и не влиял на ход событий, которые могли бы создать временной сдвиг. Вот только… Я стояла, глядя супругу вслед, и внутри росло предчувствие: с учетом моего везения, одного плана могло быть маловато… Обязательно нужен минимум еще один, запасной.

А следующий день начался, как и подобает во всяком приличном женском коллективе, не с кофейного напитка, а со сплетен. Причем поводом для них стала именно я.

Мой уход с Вильфредом не остался без внимания. Причем, когда я услышала краем уха из уст конкурентки-недофрейлины пересказ моей встречи с великим князем и того, что при оной было, то сильно удивилась. А еще узнала о себе много нового и интересного.

Старалась эйра Соулин. Та самая, улыбки которой были столь приторны, что их можно было класть в кофе вместо сахара.

— Это надо же меня настолько ненавидеть, чтобы так вдохновенно врать, — с елейной улыбкой нарочито громко произнесла я.

Единственное, при этом я вышла из-за колонны, точно привидение из склепа: неожиданно и эффектно. Отчего сплетница настолько испугалась, что даже подпрыгнула на софе. Ее слушательницы — фрейлины, закаленные дворцовой жизнью, — и бровью не повели. Зато, пригубив кофе, одна из дам окинула нас с эйрой Соулин оценивающим взглядом и тихо, но так, чтобы все слышали, обратилась к соседке:

— Ставлю десять форинтов на провинциалку. Она позубастее многих придворных будет…

Сплетница вспыхнула. Ее ноздри затрепетали. Она хотела, явно хотела что-то ответить. Когда понимаешь, что на тебя заключили пари, так и тянет высказать много всего и не очень лестного, но… то ли воспитание не позволило, то ли острого ответа не нашлось. Посему дама решила поступить как истинная аристократка: гордо и молчаливо удалиться. Соулин воинственно прошуршала юбками к выходу.