Пересыхающее озеро - Арнальд Индридасон

— Нам нужно выяснить, состоял ли этот немец в контакте с кем-нибудь из исландцев, когда в шестидесятые годы находился на территории нашей страны в качестве консультанта по вопросам торговли, — ответил Эрленд. — Это одна из рабочих гипотез. Слежка за гражданами вовсе не входит в наши планы, мы просто собираем данные в связи с найденным в озере скелетом.

Ханнес перевел взгляд с одного полицейского на другого.

— Я не знаю ни одного исландца, кому пришлась бы по душе та система, разве что Эмилю, — проговорил он. — Думаю, он вел двойную игру. То же самое я сказал и Томасу, когда у нас с ним в свое время зашел об этом разговор. Уже после возвращения из Лейпцига. Он пришел ко мне домой и задал тот же самый вопрос.

— Томас? — переспросил Эрленд. Он вспомнил это имя в списке студентов, обучавшихся в ГДР. — Вы поддерживаете связь со своими лейпцигскими товарищами?

— Нет, никакой особой связи я не поддерживаю, да и раньше не очень-то с ними общался, — ответил Ханнес. — С Томасом меня объединяет только то, что нас обоих выгнали из университета. Мы так и не завершили образование. Ему пришлось уехать из Лейпцига. Он разыскал меня по возвращении в Исландию и рассказал о том, что произошло с его подругой, венгеркой по имени Илона. Я был с ней знаком. Она, мягко говоря, не очень-то одобряла политику партии. Илона происходила из совсем другой среды. В каком-то смысле в Венгрии царила более свободная атмосфера. Молодежь высказывалась против советской власти, придавившей всю Восточную Европу.

— Почему Томас пришел к вам рассказывать о своей подруге? — поинтересовался Эрленд.

— Он оказался совершенно сломленным, когда явился ко мне, — объяснил Ханнес. — Тень самого себя. Я запомнил его уверенным в себе, самодостаточным человеком, приверженцем социалистических идей. Он был готов сражаться за свои идеалы. Происходил из рабочей семьи с давними социалистическими убеждениями.

— Почему он «сломался»?

— Потому что его подруга исчезла, — проговорил Ханнес. — Илону арестовали в Лейпциге, и никто ее больше не видел. После этого Томас впал в глубокую депрессию. Он сообщил мне, что на момент задержания она была беременна. У него стояли слезы на глазах, когда он говорил мне об этом.

— Томас еще приезжал к вам? — спросил Эрленд.

— На самом деле странным было уже то, что он разыскал меня после стольких лет, чтобы снова разворошить рану. Люди стараются забыть такие вещи, но, как оказалось, Томас ничего не забыл. Он помнил все. Каждую мелочь, точно все произошло только вчера.

— Что же он хотел? — задала свой вопрос Элинборг.

— Он спрашивал об Эмиле, — ответил Ханнес. — Работал ли тот на Лотара, была ли между ними какая-то более тесная связь. Не знаю, почему Томас спрашивал меня об этом, но я сказал ему, что Эмиль прилагал много сил к тому, чтобы быть у Лотара на хорошем счету.

— А доказательства? — спросила Элинборг.

— Эмиль был слабым студентом. В действительности ему нечего было делать в университете, но он слыл честным социалистом. Все, о чем мы говорили, передавалось напрямую Лотару, а уж Лотар способствовал тому, чтобы Эмилю платили достойную стипендию и ставили хорошие оценки. Томас состоял в дружеских отношениях с Эмилем.

— Почему вы делаете такие выводы? — остановил его Эрленд.

— Один из профессоров по инженерному делу поделился этим со мной, когда мы прощались после моего отчисления. Он сожалел, что мне не удалось закончить обучение, и сообщил, что все преподаватели в курсе этого фарса. Профессора не были в восторге от студентов, подобных Эмилю, но ничего не могли поделать. Люди типа Лотара тоже не вызывали в них энтузиазма. Тот профессор пошутил, что Эмиль, должно быть, очень ценен для Лотара, раз немец ходит просить за него в ректорат, несмотря на то что вряд ли сыщется более слабый студент. Все шло через «Союз свободной немецкой молодежи», но Лотар имел существенное влияние на принятие решений.

Ханнес замолчал.

— Эмиль был самым идейным из нас, — проговорил он наконец. — Самым твердолобым коммунистом и сталинистом.

— Почему… — начал было Эрленд, но Ханнес прервал его, думая о чем-то своем, наверное, о Лейпциге и проведенных там годах своей молодости.

— Мы оказались беспомощны перед той системой, — произнес он, устремив взгляд в пространство. — Мы познали тотальную диктатуру партии, страх и унижение. Некоторые по возвращении домой пытались донести свои впечатления до сведения партии, но безрезультатно. Я всегда считал, что восточногерманский социализм оказался в каком-то смысле продолжением нацизма. Конечно, народ находился под пятой у Советов, но у меня довольно быстро возникло ощущение, что тамошний социализм — другая сторона фашизма.

Ханнес кашлянул и посмотрел на полицейских. Оба инспектора чувствовали, как трудно ему говорить о времени, проведенном в Лейпциге. Казалось, даже спустя годы он не был готов к такому разговору. Эрленд вынудил его к этой беседе.

— Вы хотите знать что-то еще? — спросил Ханнес.

— То есть Томас приехал к вам спустя несколько лет после возвращения из Лейпцига и расспрашивал об отношениях между Эмилем и Лотаром, и вы раскрыли ему глаза на то, что они были в сговоре. Эмиль шпионил за сокурсниками по поручению немца, — подытожил Эрленд.

— Да, — признал Ханнес.

— Почему Томас интересовался Эмилем, и кто такой этот Эмиль?

— Томас ничего мне не объяснил, и мне мало что известно об Эмиле. Насколько я знаю, после завершения обучения в Германии он остался за границей. По-моему, он так и не вернулся домой. Я как-то встретился с бывшим студентом из Лейпцига, который учился там в те же годы, что и я. Его зовут Карл. Мы столкнулись во время путешествия в парк Скафтафедль.[24]Помянули прошлое, и он сказал, что после университета Эмиль, похоже, решил осесть за границей. Карл больше никогда не встречал его и ничего о нем не слышал.

— А Томас? Про него вам что-нибудь известно? — спросил Эрленд.

— Нет, на самом деле ничего. Он изучал инженерное дело в Лейпциге, но я не знаю, работал ли он по специальности. Его исключили из университета. Я с ним больше не встречался, за исключением того раза, когда он вернулся из Германии, и потом еще, когда он приехал ко мне поговорить об Эмиле.

— Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этом, — попросила Элинборг.

— Собственно, тут нечего рассказывать. Когда он пришел, мы просто говорили о прошлом.

— Почему Томас интересовался именно Эмилем? — спросил Эрленд.

Ханнес обвел взглядом полицейских.

— Пожалуй, я приготовлю еще кофе, — произнес он, вставая.

Ханнес начал свой рассказ с того, что раньше он проживал в новом жилом комплексе в районе Бухт.[25]Как-то вечером в дверь позвонили, и когда он открыл, на пороге стоял Томас. Погода была осенняя, промозглая. Ветер клонил деревья в саду. Ливень хлестал по стенам домов. Ханнес даже сначала не понял, что за гость к нему пришел. Разглядев Томаса, хозяин остолбенел. Он был так поражен, что не сразу сообразил пригласить его в дом.