Парфянин. Ярость орла - Питер Дарман

– Решил сражаться в пешем строю, Пакор?

– Нет, господин. Я хотел спросить, откуда ты будешь командовать боем.

– Отсюда, конечно, – ответил он.

Я пришел в ужас. Он имел все шансы оказаться порубленным при первом же столкновении с противником.

– Но, господин… Если тебя убьют, войско будет обречено!

– Я всего лишь человек, Пакор. Если я буду убит, мое место займут другие. Я же не могу требовать, чтобы люди сражались за меня, если сам буду в тылу! Понимаешь? Кроме того, как только битва начнется, командование и управление станут по большей части невозможны.

– А она очень скоро начнется, судя по всему, – мрачно добавил Акмон.

Мы повернулись в сторону римского войска – оно уже приближалось, выставив перед собой длинную цепочку красных щитов. Солнечные лучи поблескивали, отражаясь от тысяч шлемов и пилумов, а облака пыли, поднимаемые подкованными сапогами, повисли над всеми когортами. Они находились еще милях в трех от нас, может, чуть меньше, и их приближение вызвало в нашем войске хор возгласов, взрывов презрительного смеха и свиста, правда, как я заметил, фракийцы хранили молчание. Спартак и Акмон хорошо их обучили. Спартак положил мне руку на плечо:

– Помни, когда мы прорвем их центр, ты должен действовать очень быстро. Заходи им в тыл и засыпай стрелами. Не приближайся, пока они не сломаются. Ну, удачи!

– И тебе того же, мой господин, – ответил я.

Мы бегом вернулись к своим коням и присоединились к своим. Рем бил копытом, другие кони, чувствуя предстоящую резню, пятились назад. Всадники старались их успокоить, гладили по шее, что-то тихонько им говорили, но, кажется, преуспели лишь в том, что передали животным свое нервное состояние.

Я дал сигнал коннице продвинуться вперед, в самый тыл «кабаньей головы». Восемь сотен всадников тронулись с места, а римское войско тем временем подходило все ближе. Я стоял в переднем ряду первой группы конников. Резус находился рядом со мной, в центре построения. Мы были совсем близко от последнего ряда фракийцев, и многие из них нервно оглядывались на конных воинов, вставших позади. Командиры рявкали на людей, приказывая смотреть вперед, в сторону хруста земли и грохота сапог приближающихся римлян. Внезапно над плато разнесся звук боевых труб, и войско рабов тоже двинулось вперед. С высоты своего положения в седле Рема я мог видеть римлян, спрямляющих ряды и готовящихся броситься в атаку. Но Спартак решил атаковать первым. Как только последние ряды фракийцев двинулись вперед, мы тут же последовали за ними, и я поднял лук над головой, давая своим людям сигнал приготовиться к стрельбе. И пустил стрелу высоко в небо. Она описала в воздухе высокую, крутую дугу, и восемь сотен моих конников проделали то же самое. Мы знали, что эти стрелы не нанесут римлянам большого ущерба, поскольку они в шлемах, да к тому же наверняка прикроются щитами сверху, но пока они будут обороняться, у них не останется возможности метать пилумы. Так оно и произошло: стрелы исчезли в глубине римского боевого порядка, и тут свои пилумы метнули фракийцы из первых рядов, а потом выхватили мечи и бросились вперед рубить и колоть противников, пользуясь при этом щитами в качестве индивидуальных таранов. Римский щит – потрясающее изобретение: три слоя дуба или березы, склеенные вместе, с усиливающими конструкцию планками сзади и обтянутые кожей спереди. В середине щита изнутри вырезан круг, поперек прикреплен металлический брус, за который его держит воин. На внешней стороне щита, обращенной к врагу, приклепана металлическая пластина с круглой выпуклой бляхой, умбоном, которую можно пустить в ход в ближнем бою, чтобы ударить и сбить с ног противника.

Следующие за первыми рядами фракийцы тоже бросились в атаку, и воздух тут же заполнили крики и вопли убивающих и убиваемых. Летели тучи стрел и дротиков, поскольку у римлян были свои лучники, и хотя радиус действия их луков был меньше, чем у нас, некоторые стрелы все же нашли себе жертву, поражая незащищенные руки и лица. Ряды фракийцев быстро продвигались вперед – явный признак того, что первый ряд успешно пробивается сквозь римские боевые порядки, круша на пути кости и плоть. Я глянул налево и направо и увидел, что передние ряды войска рабов тоже движутся вперед, хотя и не так быстро, как фракийцы. Санитары уже уносили раненых в тыл, где о них позаботятся те, кто владеет искусством лекаря.

Мы уже не могли стрелять, опасаясь попасть в своих, так что приходилось лишь ждать. Время, казалось, замедлилось, и я начал беспокоиться. Если Спартаку не удастся прорвать строй римлян, тогда мы станем всего лишь свидетелями резни. Звуки сражающихся тысяч людей были подобны грохоту и реву, хотя иногда сквозь него прорывался отчаянный вскрик, когда копье или меч пронзали плоть. Но внезапно раздались громкие победные крики, и фракийцы впереди нас ускорили напор. Римский фронт был прорван! Спартак пробился! Огромный клин фракийцев продолжил свой рывок вперед, и слева от него внезапно открылась широкая брешь. В хаосе боя «кабанья голова» развернулась вправо, и этого оказалось вполне достаточно.

Я обернулся и крикнул стоявшим позади: «За Парфию!» – и всадил колени в бока Рема. Он прыгнул вперед. Мои люди восторженно закричали и бросились за мной, а я направил Рема прямо в открывшуюся брешь, не более двухсот футов в ширину, где земля была вся завалена мертвыми и умирающими. Я промчался мимо центурии смешавшихся, сбившихся в кучу легионеров, которую атаковали с фронта. Они пытались выстроить стену из щитов на левом фланге, который сейчас практически завис в воздухе. Но было поздно. Я выстрелил одному легионеру в грудь, а мои парни на полном скаку продолжали пускать стрелу за стрелой в плотно сгрудившихся римлян. Вскоре три сотни конников оказались позади римского боевого порядка, а «кабанья голова» все продолжала заворачивать вправо и вгрызаться в эту часть римского войска, которая внезапно стала его левым флангом. Атакованные с фронта и с фланга, римляне, как я понял, долго не протянут; эта их отрезанная часть скоро окажется сломлена и разбита. Я повел своих людей вправо, чтобы зайти римлянам в тыл. Конницы у нас было всего восемь сотен, но когда она с грохотом промчалась вдоль римских тыловых частей, засыпая их стрелами, там началась паника. Нергал потом рассказывал мне, что многие римляне даже не поняли, что наша конница – враг, и поначалу не обратили на нас особого внимания, в результате чего их расстреляли в спину. Да и в самом деле этот маневр и стрельба были проделаны так легко и быстро, что у многих моих всадников скоро не осталось в колчанах стрел, еще до того, как римляне поняли свою ошибку.

Вдруг я увидел впереди группу римских конников. Одни несли знамена, другие были в шлемах вроде моего, но с красными плюмажами, а не с белыми. Римский военачальник и его штаб. Я крикнул своим людям, чтобы следовали за мной, и послал Рема навстречу римлянам. Мы атаковали их, построившись клином глубиной в шесть рядов по пятьдесят человек в каждом. Римляне заметили нас, но вместо того, чтобы построиться для атаки, развернулись и попытались бежать. Их лошади, несомненно, были быстры, из лучших пород, какие можно купить за деньги, но наши кони оказались не хуже. Стрелы все били и били людей и лошадей, а мы продолжали сближаться с ними. Несколько человек уже свалились на землю, когда в их коней попали стрелы, другие скорчились и осели в седлах, тоже пораженные стрелами в спину. Один или двое римлян успели остановить и развернуть своих коней, без сомнения стремясь сразиться с нами на мечах. Они погибли от стрел, так и не получив шанса воспользоваться клинками. Я видел, как один командир, человек в ярко-красном плаще, яростно подгонял коня, стараясь удрать. Я закричал на Рема, который и без того мчался таким галопом, словно за ним гнались демоны, с широко раскрытыми и выкаченными глазами и трепещущими ноздрями. Я догнал римлянина, а он обернулся назад и снова стал колотить коня каблуками, подгоняя его. Но я уже был рядом. Он еще раз оглянулся и, должно быть, понял, что ему не убежать. Я отпустил тетиву, и он вскрикнул, когда стрела пронзила его плащ, латы и спину. И он свалился на землю, мертвый.