Австро-Венгрия. Судьба империи - Ярослав Шимов

4 июля граф Хойош направился в Берлин с письмом своего императора. Франц Иосиф писал Вильгельму II: “Покушение на моего несчастного племянника есть прямое следствие агитации русских и сербских панславистов, чьей целью является ослабление Тройственного союза и разрушение моей империи… Речь идет о хорошо организованном заговоре, нити которого ведут в Белград… О примирении с Сербией… теперь и думать не приходится… Сербия должна быть исключена из числа политических факторов на Балканах”. Ответ Вильгельма II обнадежил Вену: Германия исполнит союзнические обязательства.

В разговоре с австрийским послом германский император отметил, что с акцией против Сербии нельзя медлить: “Россия еще совсем не подготовлена к войне и, скорее всего, не решится взяться за оружие”. Центральные державы внушили себе, что Россия воевать не будет, а без ее вмешательства расправиться с Сербией – задача несложная.

Впрочем, полного единства среди государственных мужей Австро-Венгрии не наблюдалось. Заупрямился венгерский премьер Иштван Тиса: он считал, что предполагаемый разгром Сербии и присоединение к дунайской монархии новых земель, населенных славянами, ослабит положение Будапешта в империи. Тису “обрабатывали” целую неделю, и 14 июля на заседании совета министров обеих частей монархии он сдался под влиянием аргументов немецкого посла, собственных советников и, наконец, императора-короля, склонившегося на сторону военной партии. Еще через пять дней совет министров одобрил текст австро-венгерской ноты Сербии, которая тут же была разослана в посольства монархии. Документ уже находился в пути, когда министр иностранных дел фон Берхтольд ознакомил с текстом императора. Франц Иосиф заметил, что нота составлена в слишком сильных выражениях и представляет собой ультиматум, но ничего не возразил, когда министр ответил ему: “Так было нужно, ваше величество”.

24 июля условия ультиматума стали известны всей Европе. Требования Вены были предельно жесткими, фактически речь шла о превращении Сербии в австро-венгерский протекторат, однако ответ Белграда оказался на удивление миролюбивым. Карагеоргиевичи принимали все условия, кроме одного, означавшего, по сути, утрату суверенитета (“…согласиться с участием органов императорского и королевского правительства в преследовании на территории Сербии движения, направленного на подрыв целостности монархии”). В Белграде явно не желали преждевременной войны, не желали настолько, что, когда текст ответа стал известен Вильгельму II, германский император с видимым облегчением заметил: “Повода к войне больше нет”. Но в Вене хотели крови, и отказ Белграда удовлетворить самое унизительное из австро-венгерских требований послужил дунайской монархии основанием для разрыва отношений и начала боевых действий.

В тот момент у Австро-Венгрии уже не могло быть надежд на то, что Россия останется в стороне от конфликта. Сразу после получения ультиматума сербский принц-регент Александр обратился к Николаю II с просьбой о помощи: “Мы не в состоянии защитить себя сами… Умоляем ваше величество прийти нам на помощь как можно скорее… Надеемся, что этот призыв найдет отклик в Вашем великодушном славянском сердце”. На следующий день русское правительство постановило, что в случае, если Сербия подвергнется нападению, Россия выступит на ее стороне. Россия была неважно подготовлена к войне, но так же как и Австро-Венгрия, считала, что не может допустить публичного унижения.

С 11 часов утра 28 июля 1914 года Австро-Венгрия находилась в состоянии войны с Сербией. О ее начале старый император объявил подданным мрачным и пышным манифестом “Моим народам”. “Моим горячим желанием было посвятить годы, которые мне могут еще быть дарованы по милости Божией, делу мира и уберечь мои народы от жертв и тяжкого бремени войны. Провидение судило иначе. Интриги исполненного ненависти врага принуждают меня во имя защиты моей монархии… после долгих лет мира вновь взяться за меч… Все сильнее раздувается огонь ненависти ко мне и моему дому, все более открытыми становятся попытки насилием отторгнуть неотъемлемые территории Австро-Венгрии. Сербские преступные деяния… подрывают основы государственного порядка на юго-востоке монархии, дабы поколебать народ, о котором я забочусь с отцовской любовью, в его верности правящей династии и родине, дабы подстрекать молодежь к преступным и изменническим действиям… С непрестанной дерзостью Сербии должно быть покончено, чтобы не были нарушены честь и престиж моей монархии, а ее политическое, экономическое и военное развитие не подвергалось постоянным потрясениям… В эту минуту я полностью осознаю масштабы своего решения и собственную ответственность перед Всевышним. Я все изучил и взвесил. Со спокойной совестью встаю на путь, начертанный мне долгом. Надеюсь на свои народы, которые всегда, во всех бурях объединялись в неизменной верности трону и проявляли готовность к величайшим жертвам во имя чести, величия и силы родины. Полагаюсь на храбрые, полные самоотверженного воодушевления вооруженные силы Австро-Венгрии. И верю, что Всевышний ниспошлет победу моему оружию. Франц Иосиф собственноручно”. Манифест был опубликован в газетах и листовках на всех основных языках империи. Документ во множестве расклеили в публичных местах по городам и весям монархии. Часто рядом с текстом красовался цветной плакат: старый император, склонив голову, молится о спасении народов и Отечества.

В ответ на объявленную Францем Иосифом мобилизацию Николай II отдал приказ о частичной мобилизации четырех военных округов (Австро-Венгрия в июле передвижений войск у русской границы не производила). Инициатива британского министра иностранных дел Эдуарда Грея созвать конференцию для урегулирования конфликта не нашла отклика в Вене и Берлине. “Это лишнее! – заявил Вильгельм II. – По вопросам, касающимся чести и самой жизни, консультироваться не о чем”. Однако германский император не был тем поджигателем войны, каким его нередко принято изображать. Он тоже не хотел и боялся столкновения – во всяком случае, войны на двух фронтах. С 29 по 31 июля шел лихорадочный обмен телеграммами между Берлином и Петербургом. Кайзер пытался добиться от царя отмены мобилизации. Достичь компромисса не удалось. Австро-венгерская артиллерия и канонерские лодки на Дунае приступили к обстрелу Белграда.