Слёзы Эрии - Эйлин Рей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Йорун смело шагнула на живую землю острова. Его склизкие цепкие лапы овивали её ноги и руки, обжигали бледную кожу, проверяя волю девушки на прочность, но она не сломилась. Болота разворошили её душу и не обнаружив в ней лжи, выпустили несчастную на берег. С того самого дня в Ксаафании никто не смел усомниться в чистоте и честности Йорун. Уважение односельчан возросло и даже некоторые ведьмы, наблюдающие за сестрами, проявили к девушке почтение.
Служанка ненадолго прервалась, прильнув губами к стакану с водой. Она пила медленно, смакуя каждый безвкусный глоток, будто намеренно оттягивая конец истории.
— И что случилось потом? — поторопила девочка, взволнованно сминая край одеяла. — Йорун вышла замуж за Акке?
— Нет, — покачала головой служанка. — Ведьмы так просто не уступают.
Женщина сделала глубокий вдох и продолжила:
— Сэйра пришла в ярость от поступка сестры, распалившего любовь Акке пуще прежнего. В отместку за подобную дерзость, за нежелание Йорун отступить, ведьма обратилась к своей Силе и наложила на девушку проклятье — отныне и вовек прикосновения Акке обжигали кожу Йорун подобно раскаленной стали. Влюблённые могли находиться рядом, но невозможность касаться друг друга разделила их словно пропасть. Юноша пришёл к порогу Сэйры, на коленях молил её о милосердии для любимой, но ведьма отказала и выставила его прочь, как однажды он выставил её.
Акке была невыносима сама мысль о боли, которую он может причинить возлюбленной. В своём отчаянии юноша проклинал Болота и духов за то, что те не сумели защитить его возлюбленную. Однажды своими едкими словами, брошенными в гневе, он оскорбил Шаклу. Древнейший из Ксаафанийских духов не простил подобной дерзости, и когда Акке ступил тонкий мостик, дух схватил его за ноги и потащил на илистое дно. Йорун, оказавшаяся рядом, пыталась спасти любимого, но его пальцы, овившие её запястье, буквально прожигали кожу до кости. Сама того не желая, не в силах противиться боли, Йорун выпустила руку любимого и Шакла утянул юношу в тёмную воду.
— Он умер? — ахнула девочка, но в её голосе не прозвучало страха.
— Умер, — с грустью подтвердила служанка и пригладила рыжие девичьи кудри. — Но его душа стала одним из болотных огней и теперь оберегает путников в ночи.
— А как же Йорун?
— Йорун страдала от потери возлюбленного, винила себя в его гибели и каждым днём жизнь на болотах становилась для неё всё невыносимее. Поэтому однажды она собрала свои скромные пожитки и покинула Ксаафанию. Когда её ноги коснулись сухой и твёрдой земли Дархэльма, Йорун в последний раз обернулась к болотам и увидела Сэйру. Бледная, тонкая будто призрак сестра взирала на неё с тоской. Сожаление и боль так яростно терзали душу ведьмы, что она уступила их силе и обратилась в ветер.
Служанка замолчала и комнату окутала тишина.
— Грустная сказка.
Женщина едва заметно вздрогнула и обернулась к двери. Там, прислонившись спиной к стене, стоял мальчик. Тусклый свет Слезы Эрии выхватил из темноты его красивое личико, перечерченное глубокими шрамами от волчьих когтей.
— И не правдоподобная, — сухо добавил он.
Служанка снисходительно улыбнулась.
— Все сказки Гехейна пишутся по чьим-то судьбам, мой дорогой.
Глава 17
— Где ты, девочка? — зловещий шёпот следовал по пятам, звенел льдом на сияющих призрачным светом зеркалах и обманчивой нежностью касался затылка, вызывая мелкие колкие мурашки.
Тьма, заполнившая тесные коридоры лабиринта, норовила приковать меня к месту. Её липкие щупальца оплетали лодыжки, обжигали холодом кожу и тянули вниз в копошащийся у ног черный туман. Лишь дикий страх придавал мне сил и гнал вперёд, но стоило вырваться из крепких пут, тьма лопалась с липким хрустом и тут же цеплялась вновь.
— Где ты?
Приглушенное эхо чужого зова обогнало меня на пути, взмыло к куполу, сомкнувшемуся над головой непроницаемой чернотой, и раскололось о него на десятки голосов, которые вторили друг другу хриплым басом, ласковой певучестью и старческим скрипом. Они были повсюду. Казалось, я даже могла ощутить их прикосновение: ступни увязали в шепоте, волосы цеплялись за колючую хрипотцу, а приторная нежность резала кожу.
Внезапно узкий коридор вильнул в сторону, будто оживший исполинский змей. Пол резко накренился, и в попытке устоять на ногах я уперлась руками в ближайшее зеркало. По спине пробежал неприятный холодок — ладони оказались лишены повязок. Морозные иголки впились в обнажённые шрамы, пригвоздив меня к месту.
Медленно, едва не задыхаясь от страха, я подняла голову. И вместо собственного отражения встретилась взглядом с Призраком.
Шинда.
Болезненно-худой с мертвенно-бледной кожей, он напоминал давно закостеневший скелет — ни одни мускул не дрогнул на его лице, не приподнялась от дыхания грудь, не сомкнулись, даже на мгновение, веки. Разноцветные глаза вперились в мое лицо, но в них не было ни радости от пойманной добычи, ни удивления. Лишь на краткий миг на серебряной поверхности зеркала вспыхнул чужой хищный оскал, затуманив безжизненное остроносое лицо. Я испуганно отпрянула, но холодная гладь все еще держала мои руки.
Призрак молчал.
Я смотрела на него в ответ и постепенно ко мне пришло понимание: я больше не боюсь его, как прежде. После ужасающих событий в Эллоре шинда перестали быть для меня эфемерными чудищами из старых сказок — я на собственной шее ощутила их реальность. И теперь знала: они созданы из плоти и крови, а значит мой Призрак, как и его собратья, — смертен.
В груди затеплился крохотный огонёк надежды — у меня ещё был шанс на спасение. Жалкий, но всё же шанс.
Конечно, будет ложью, если я скажу, что перестала испытывать страх в его присутствии. Я всё еще боялась. Но ноги больше не подкашивались от неожиданно накатившей слабости, глаза не застилала черная пелена, а сердце не прекращало своего бега и яростно билось о рёбра.
— Где ты прячешься, девочка? — настойчивый голос наполнил лабиринт, острыми иголками впился мне в голову, заставив болезненно поморщиться, но губы Призрака при этом не дрогнули. — Ты ведь не сможешь убегать от меня всю жизнь — этот мир слишком мал. Просто остановись и отдай мне кристалл. Отдай, пока я еще помню, что такое милосердие.
Я попыталась закричать, позвать на помощь, но с моих губ сорвался лишь тихий затравленный стон. Призрак одарил меня пронзительным колючим взглядом — неожиданно оба его глаза налились насыщенным зеленым