Эта безумная Вселенная - Эрик Фрэнк Рассел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ваше право, — согласился Тейлор.
— И мы намерены им воспользоваться.
— Ты обязательно им воспользуешься, дорогой Боркор, — поспешил успокоить его Паламин. Он вновь повернулся к пленнику: — Какова численность твоей расы?
— Около двенадцати миллиардов.
— Он лжет! — воскликнул Боркор, хищно поглядывая на молоток.
— Одной планете не выдержать такой массы землян, — заметил Экстер.
— Мы населяем не одну, а более сотни планет, — сказал Тейлор.
— Опять вранье! — стоял на своем Боркор.
Махнув ему, чтобы успокоился, Паламин спросил:
— А сколько у вас космических кораблей?
— Вынужден вас огорчить: рядовых космических разведчиков не снабжают данными о численности нашего космического флота, — равнодушным тоном ответил Тейлор. — Поэтому я не имею ни малейшего представления.
— Какое-то представление ты все-таки должен иметь.
— Если вам нужны предположения, то ценность моих предположений невысока.
— Выкладывай их, а мы решим.
— Один миллион.
— Чепуха! — заявил Паламин. — Полный абсурд.
— Ладно. Одна тысяча. Любое число, которое покажется вам правдоподобным.
— Это никуда нас не приведет, — пожаловался Боркор.
— А чего вы ожидали? — удивился соплеменникам Паламин. — Если бы мы послали шпиона на Землю, неужели мы снабдили бы его сверхсекретными сведениями, чтобы он выложил их, попав в плен? Или мы сообщили бы ему ровно столько, сколько необходимо для выполнения задания? Идеальный шпион — это сметливый невежда, способный все выведать, но не знающий ничего, что можно было бы выдать.
— Прежде всего идеальный шпион ни за что не попал бы в плен, — язвительно заметил Экстер.
— Благодарю за эти добрые слова, — вмешался Тейлор. — Если бы я прилетел к вам как шпион, вы бы не увидели ни моего корабля, ни тем более меня.
— Лучше скажи, куда ты направлялся перед тем, как сесть на Гомбаре? — спросил Паламин.
— К звездной системе, расположенной за вами.
— А наша звездная система, стало быть, тебя не интересовала?
— Нет.
— Почему?
— Я летел туда, куда мне приказали.
— Ты плохо сочинил свою историю. Она неубедительна. — Паламин откинулся на спинку стула и язвительно поглядел на пленника. — Трудно поверить, чтобы космический разведчик оставил без внимания одну звездную систему ради другой, которая находится гораздо дальше.
— Я направлялся к системе из двух звезд, вокруг которых обращается не менее сорока планет, — сказал Тейлор. — В вашей звездной системе только три планеты. Естественно, что пославшие меня сочли ее малоинтересной.
— И нас — население этих трех планет — тоже?
— Откуда нам было знать о вас? До меня здесь никого из землян не было.
— Зато теперь твои соплеменники узнают о нашем существовании, — произнес Экстер, сумев придать своим словам угрожающий оттенок.
— О нас знает он один, — поправил Экстера Паламин. — Остальные его соплеменники не знают. И чем дольше они не узнают, тем лучше для нас. Когда чужая раса начинает совать свою морду в нашу звездную систему, нам требуется время, чтобы собраться с силами.
Все семеро одобрительно забормотали и захрюкали.
— Это соответствует вашему уровню мышления, — сказал им Тейлор.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы считаете вполне нормальным, что встреча двух рас должна привести к столкновению и перерасти в войну.
— Только законченные идиоты предполагают нечто другое и позволяют застичь себя врасплох, — возразил ему Паламин.
Тейлор вздохнул.
— К настоящему моменту мы сумели поселиться на сотне планет без единого сражения. Как нам это удалось? А очень просто: мы не остаемся там, где нас не хотят видеть.
— Невообразимое зрелище, — язвительно проговорил Паламин. — Стоит кому-то на какой-то планете сказать вам: «Пошли прочь», и вы покорно убираетесь прочь. Подобное противоречит инстинкту.
— Вашему инстинкту, — сказал Тейлор. — Мы не видим смысла в том, чтобы понапрасну тратить время и средства на войну, когда и то и другое можно направить на исследования и разработку исследованного.
— И что же, в вашем космическом флоте нет военных кораблей?
— Разумеется, есть.
— Много?
— Столько, сколько нам требуется.
— Полюбуйтесь: раса миролюбцев, вооруженных до зубов, — обращаясь к соплеменникам, сказал Паламин. Он понимающе ухмыльнулся.
— Лжецы всегда отличаются непоследовательностью, — с видом мудреца провозгласил Экстер. Он задержал свой тяжелый взгляд на пленнике. — Если вы такие миролюбивые, зачем вам тогда военные корабли?
— У нас нет гарантий, что во всех уголках космоса разделяют принцип, на котором строится наша политика: «Живи и давай жить другим».
— Поясни.
— Мы никому не угрожаем и не мешаем жить. Но где-то у кого-то может возникнуть желание угрожать и мешать нам.
— И тогда вы начинаете с ними войну?
— Нет. Войну начинает угрожающая нам сторона. А нам приходится эту войну заканчивать.
— Сплошные уловки, — презрительно поморщился Экстер, обращаясь к Паламину и остальным. — Тактика, очевидная для всех, кроме законченных идиотов. Они расселились на сотне планет, если, конечно, это достоверное число, чему лично я не верю! На большинстве из них земляне не встречали противостояния, поскольку противостоять было некому. На обитаемых планетах местное население оказывалось слабым и отсталым. Там понимали, что борьба с пришельцами окончится для них крахом, и потому покорялись судьбе. Но на любой планете, жители которой сильны и полны решимости дать отпор — например, на такой планете, как наш Гомбар, — земляне стремились быстро подавить сопротивление под предлогом того, что это угрожает их безопасности. Они заявляли, что им, видите ли, угрожают. Вот их моральные доводы в оправдание войны.
Паламин взглянул на Тейлора.
— Что ты на это скажешь?
Выразительно пожав плечами, Тейлор ответил:
— Там, откуда я родом, политический цинизм давным-давно вышел из употребления. Мне все равно не убедить вас, поскольку в своем развитии вы отстали от нас не меньше чем на десять тысяч земных лет.
— Мы так и будем сидеть и сносить оскорбления от этого пленника в цепях? — сердито набросился на Паламина Экстер. — Вынесем наше решение о его казни и разойдемся по домам. Я достаточно наслушался его пустых разглагольствований.
— Я тоже, — сказал один из гомбарцев. Судя по виду, он всегда поддерживал мнение сильного.