Мой талисман - Татьяна Романова

– А почему он не может танцевать с красивыми женщинами? – наивно спросила Натали.

Старшие фрейлины переглянулись и закатились смехом. Они так хохотали, что Ольга тут же догадалась о причине их веселья, и только Натали обиженно смотрела на смеющихся женщин.

– Не понимаю, что вас так рассмешило? – по-детски поджав губы, сказала она.

– Не обижайся, дорогая, – простонала, вытирая слезы Роксана, – просто весь Санкт-Петербург знает, что друзья князя Голицына не любят женщин, а предпочитают исключительно мужское общество. Государь наш очень либеральных взглядов, сам любит женщин, но не притесняет и тех, кто не совпадает с ним в пристрастиях. Половина высших сановников во главе с обер-прокурором Синода и министром просвещения князем Голицыным любят друг друга. Зато они все держатся кланом и помогают своим сделать блестящую карьеру.

– Да что вы говорите? – всплеснула руками Натали. – И что, все об этом знают?

– Теперь все, – пошутила княжна Туркестанова, – до этого не знала только ты одна, а теперь уже знают все.

– Как нам повезло, что мы выходим замуж за обычных мужчин! – констатировала Натали. – Вот так и получается с девушками: никто не предупредит, примешь предложение – а что потом?..

– А потом ты будешь в спальне втроем – с ним и его любовником, – объяснила княжна Туркестанова и снова залилась смехом, глядя на покрасневшую Натали, но потом пожалела девушку и перевела разговор на тему будущей свадьбы.

Невеста пригласила всех фрейлин на свое венчание в Казанский собор, и все женщины пообещали обязательно быть. Катрин Загряжская предложила тост за счастье их молодой подруги в семейной жизни, и дальше беседа касалась милых воспоминаний, изобиловала многочисленными советами, но была очень приятной. Когда через три часа девушки отправились домой, они были в прекрасном настроении. Через два дня должна была состояться свадьба, Натали уже сейчас была счастлива, а Ольга, радуясь за нее, гнала от себя тяжелые мысли о неизбежном поступке, который она сделает после свадьбы подруги.

Когда экипаж Черкасских подъехал к дому на Миллионной улице, на Невский проспект со стороны Охты выехали ямские санки, где, спрятав руки под полость, сидела Сикорская. Снегу было еще мало, полозья проскальзывали по земле, и это безмерно раздражало Наталью. Ей и так предстоял непростой визит, а она никак не могла сосредоточиться. Женщина ехала в дом Ресовского, гадая, знает ли он о том, что ее изгнали из дворца. Хотя, по большому счету, разницы не было. Если не знает сейчас, то узнает завтра. Нужно было добиться своей цели и получить то, за что так дорого заплатила.

Санки остановились у крыльца трехэтажного дома из сероватого камня с белыми мраморными полуколоннами по фасаду. Сикорская расплатилась с ямщиком и постучала в дверь. Худой лакей в зеленой ливрее открыл ей и осведомился, что угодно даме.

– Я приехала к его светлости, – высокомерно сообщила Сикорская, заметив взгляд, который слуга бросил на ее темный салоп. – Доложите ему, что прибыла госпожа Сикорская, да поживее.

– Слушаюсь, – промолвил слуга, но его скептический взгляд не обманул Наталью – тот сильно сомневался, что их барин захочет говорить с этой оборванкой.

Но, тем не менее, лакей быстро вернулся и предложил гостье пройти за ним в кабинет.

– Шубу не изволите снять? – осведомился он, провожая Наталью по коридору, – я приму.

– Не нужно, – отказалась Сикорская, которая теперь чувствовала себя спокойно, только когда деньги были при ней. – Здесь не жарко.

– Как же не жарко, – пробурчал старый слуга, отворяя перед ней дверь кабинета.

Сикорская, не ответив ему, вошла в комнату. Князь, сидевший за столом, поднялся ей навстречу.

– Чем обязан, мадам? – спросил он, – проходите, присаживайтесь в кресло.

Сикорская только теперь оглянулась по сторонам и оценила мебель в стиле ампир, украшенную бронзовыми накладками с изображением стрел и мечей, большой письменный стол, покрытый темно-зеленым сукном, и тяжелые резные кресла с кожаными сиденьями. В кабинете не было ни одного портрета или картины, и, несмотря на роскошь обстановки, он был безликим, как будто хозяин занял его случайно и ненадолго. Наталья села в предложенное кресло и замолчала, ожидая продолжения разговора.

– Итак, сударыня? – повторил Ресовский, усаживаясь на свое место.

– Я хотела бы услышать ответ на мое предложение, сделанное вчера, – ответила Сикорская.

– По-моему, «вчера» разительно отличается от «сегодня», – усмехнулся князь. – Вчера вы были камер-фрейлиной императрицы, кузиной всесильного военного министра, а сегодня я даже и не понимаю, кто вы есть на самом деле.

«Знает, – подумала Наталья, – да и Бог с ним, расставим все по своим местам».

– Я думаю, что это временная ситуация. Меня оболгали, подбросили мне чужие вещи, чтобы дискредитировать графа Аракчеева. Мы с ним по-родственному разберемся. Я приехала выяснить наши отношения.

– Почему вы считаете, что у нас есть отношения? – удивился Ресовский. – А тем более после того, что случилось вчера.

– Вы каждый день приезжали ко мне в течение месяца, вы пригласили меня танцевать на вчерашнем балу. Вы обнадежили меня! – пыталась гнуть свою линию Сикорская, чувствуя, что почва уходит из-под ног.

– Это обычные знаки внимания в свете, они ничего не значат, – возразил князь. – Вы можете покинуть мой дом. У меня нет обязательств перед вами.

– Но как же так! – испугалась Наталья, – вы же искали моего общества, давая понять, что имеете на меня виды.

– Да, не отрицаю, что у меня есть на вас виды, только боюсь, что они вам не понравятся, – ухмыльнулся Ресовский, – впрочем, если вы настаиваете, я могу изложить вам свои мысли.

– Излагайте! – хватаясь за соломинку, воскликнула женщина.

– Я не женат, и жениться не собираюсь, но сейчас я – единственный представитель рода. Мне нужен наследник. Если вы в состоянии родить ребенка, я сделаю свое предложение, если нет – то разговор окончен.

– Я могу иметь детей, я уже родила сына, он живет с родителями моего покойного мужа, – подтвердила Сикорская.

– Мне все равно, какого пола будет ребенок, в моей ситуации даже лучше, если будет девочка. Я поступлю так же, как поступил Аракчеев с Минкиной. Я выдам вас замуж за своего управляющего, он безнадежно болен чахоткой и долго не проживет, а потом я из самых благородных намерений усыновлю или удочерю ребенка.

– А как же я? – прошептала пораженная в самое сердце Сикорская. – Ребенок должен быть законным. Зачем усыновление?

– А вам – много чести. Но пора заканчивать разговор, – фыркнул князь. – Или соглашайтесь, или уезжайте.

Сикорская сцепила зубы, чтобы не разрыдаться у него на глазах, и тихо сказала:

– Я согласна.

Но потом, вспомнив мадам Клариссу и те безумные деньги, что она заплатила за приворот, женщина спросила: