Шельф - Андрей Ильин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всё чисто.
По сигналу бойцы с трех сторон вошли в лагерь, взяв в кольцо палатки с личным составом. Бородачи в масках врывались в палатки, палили из автоматов над головами спящих, дырявя очередями ткань, слепили лица яркими фонарями. Если кто-то сопротивлялся – жестоко колотили прикладами по головам и спинам.
– Руки, руки из-под одеял! Покажите ваши руки!
Где-то грохнул выстрел, вслед которому ударила короткая автоматная очередь.
– Не шевелиться! Не разговаривать!
Морпехи лежали на походных кроватях, задрав руки. Они были ошарашены, не понимали, что происходит, и на всякий случай боялись.
– Встаем по одному. Одежду не брать! Смотреть в пол! Вопросов не задавать!
– Но мы граждане… – попробовал было возразить какой-то рейнджер.
Его с ходу, не слушая и не разбираясь, ударил прикладом карабина в лицо какой-то ближний партизан так, что тот выплюнул на землю несколько зубов.
– Всем молчать!
Вот теперь всё стало ясно.
– Первый. Пошел!
Американцев выводили из палаток, пристёгивая наручниками попарно и выстраивая в колонну.
– Все?
Где-то раздались короткие очереди. Которые мгновенно оборвались.
– Пошли!
Куда, зачем, никто не объяснял.
Пленные шли, спотыкаясь и натыкаясь друг на друга, потому что им было приказано смотреть себе под ноги. В трехстах метрах от лагеря их ждали армейские тентованные грузовики.
– Быстро внутрь! Пошли!
Рейнджеры полезли в кузов. Замешкавшихся подгоняли прикладами и пинками армейских берцев.
– Быстрее, быстрее! Теперь руки вверх!
Через наручники пропустили длинную цепь и пристегнули к борту. Теперь убежать было невозможно, только если всем одновременно вываливаться из кузова. К ним под ноги бросили собранную в палатках обувь, не разбираясь, где чья.
– Наденете на ходу. Во время движения молчать! Если кто-то подаст голос, то все получат гранату!
Поехали.
Пленники мотались в кузове машины, валясь друг на друга, стукаясь и ругаясь. Но очень тихо.
– Выходи.
Выгрузились на какой-то поляне. Вокруг непроходимые джунгли.
– Руки!
Американцы уже привычно вздернули руки. Пары сцепили друг с другом так, что получилась длинная, бесконечная, человеческая цепь. Из которой не выйти!
– Движение след в след!
Длинная колонна, извиваясь как змея, втягивалась в чащобу, где что-то рычало, трещало и ухало.
Шли небыстро, но ровно, практически без привалов. Морпехи – ребята тренированные. Иногда кто-то из пленников оступался и падал, но его вздёргивали за наручники ближайшие бойцы.
Рассвело… Высоко над головами в кронах деревьев появилось солнце. Внизу же оставалось сумрачно и влажно. По лицам и спинам текли струйки воды, кружили, лезли в нос, глаза и уши какие-то кровососы, в близкой листве шуршали невидимые гады. Рассмотреть хоть что-то, понять куда их ведут в узком проходе, пробитом в тропическом лесу, было невозможно. Воля морпехов к сопротивлению была сломлена. Самой природой.
Когда пришли в лагерь, они были готовы на всё.
Пленным раздали листы бумаги.
– Напишите, кто вы, зачем сюда прибыли и что собирались делать. И еще – письма своим родным и любимым. Мы обязательно доставим их в Америку.
Письма ушли на родину.
Коллективное обращение к президенту – в Белый дом.
Видео с покаянными речами пленных морпехов закрутились в Интернете.
«…Прощай, Мэри. Я, наверное, умру в этом аду. Но умру, помня тебя. Будь прокляты политики, пригнавшие нас сюда…»
«…Мои милые детки, когда вы будете читать это письмо, меня, возможно, уже не будет в живых. Помните своего отца и помогайте маме, потому что ей будет очень трудно…»
«…Мама, как же ты была права, что не хотела отпускать меня в армию. Я не верю, что нас будут спасать, мы никому не нужны, мы обречены умереть здесь, в этих проклятых джунглях…»
Десятки писем, разлетелись цитатами по мировой паутине. Люди плакали, читая их и рассматривая фотографии, возможно, уже мертвых морпехов. Люди очень чувствительны к подобным трагедиям, потому что воспитаны на телевизионных сериалах.
Военные, в отличие от обывателей, менее сентиментальны и больше оперируют цифрами.
– У нас потери – до батальона пленных. Эти сволочи пишут домой письма.
– Какие сволочи?
– Наши сволочи! Они пишут домой и президенту, просят спасти их. Вот последние фото.
На фотографии, на голой земле, рядами сидели десятки американских солдат в нижнем белье, под охраной африканских партизан с автоматами. Они смотрели в объектив, они заглядывали в души.
Новый скандал набирал обороты.
– Хотите взять интервью у пленных американских солдат?
– Но это, наверное, опасно?
– Нет. Мы договорились с партизанами. Им ведь тоже нужна реклама.
Несколько известных репортеров решились на рейд в партизанские районы. Им завязали глаза и целый день они тряслись на мулах по каменистым тропам. Но даже с завязанными глазами журналисты надиктовывали свои впечатления про невероятные тропические запахи, про голоса неизвестных птиц и рык хищников, про невозможные жару и влажность.
– Мы прибыли.
Повязки сняли с глаз. И журналисты увидели две сотни сидящих на земле соотечественников. Увидели африканских партизан, огромные ёмкости, в которых булькало какое-то дурно пахнущее варево, лазарет, где маялись животиками больные морпехи и небольшое пока кладбище, где захоронили не выдержавших дороги и климата пленников. И много чего другого, что должны были увидеть.
– Мы очень гуманно обходимся с вашими солдатами, – объяснили партизаны. – Мы кормим их и даем воду. Мы не какие-то варвары. Но если ваш президент не уберет с нашей земли своих солдат, мы начнем расстреливать пленников по десятку в день. Вот так: бах-бах…
Интервью удались на славу.
– Всё, – сказали генералы, – амбец. То кастраты, то пленники. Америка на ушах стоит – все требуют вернуть захваченных морпехов домой живыми!
– А что хотят партизаны?
– Требуют убрать всех американцев из страны, включая охранников посольства и водителей.
– Сколько они нам дали времени?
– Две недели.
– Готовьте операцию по освобождению заложников.
– Но спасти всех будет непросто.
– Можете никого не спасать.
– Не понял…
– Можете положить их всех при штурме лагеря. Живые – это головная боль, а в цинках никому уже не будут интересны. Потому что мертвецами не шантажируют. Нет людей – нет проблем. Вам всё ясно?