Три легенды - Михаил Кликин

В лесу было много и других животных. Ведьма прикормила маленькую белочку, живущую в дупле старой березы, в двух шагах от избы, и теперь серая хвостатая проказница бесстрашно пробиралась в дом и прыгала по полкам, по столу, забиралась на печь, высматривая угощение. Однажды, спустившись в овраг, ведьма нашла там сердитую ежижу с выводком ежат и перенесла их к себе под крыльцо. Натаскала туда сухой травы, бросила несколько грибов, пару кислых яблок с одичалых яблонь. И ежи остались. Теперь, проснувшись порой посреди ночи, ведьма слышала громкое топтание и пыхтение – это ежиха охотилась на мышей… В другой раз, углубившись далеко в лес, ведьма подобрала и принесла в дом подраненного барсука. Он истекал кровью. У него было разорвано ухо и выдран глаз – видимо не поделил что-то со своими соплеменниками, а может наткнулся на какого-нибудь иного опасного противника. Ведьма остановила кровь отварами трав и заговорами, промыла, перебинтовала рану, и уже через два дня оживший барсук бегал по комнате, обнюхивая углы. Еще через день он убежал в лес, и ведьма думала, что навсегда. Но уже к вечеру зверек вернулся, фыркнул, приветствуя свою спасительницу, обежал дом кругом и скрылся в ближайших кустах. Утром ведьма обследовала заросли орешника и обнаружила там свежую нору – барсук не собирался далеко уходить…

А на задворки, туда, куда ведьма выбрасывала рыбьи потроха и головы, повадился ходить молодой медведь. Он совершенно не боялся запаха дыма и не обращал внимания на ведьму, позволяя ей подходить совсем близко. Видимо, он как-то понимал, что это благодаря ей у него есть такая вкусная пища.

Впервые за много лет ведьма была почти счастлива.

Только домовой несколько портил общую картину. Он постоянно ворчал, был хмур и при каждом удобном случае выражал свое недовольство этим зверинцем. Впрочем, ведьма была уверена, что сердит он не на животных, а только на нее одну.

– А что ты раньше ел? – спросила ведьма, наблюдая, как Хозяин уплетает наваристый суп.

– Что было, то и ел, – отозвался домовой. Его рот был набит, и потому говорил он не очень внятно. – Пироги, бывало, ел. Блины. Кашу. Би много чего готовила.

– Нет, я имею в виду, когда ты был один.

– Знамо чего! Ты думаешь я и прокормить себя не могу? Еще как!

– Что? Неужели сам себе готовил?

– Зачем? Тут и без того полно еды.

– Да ну?

– Только ты это есть не будешь.

– И что это за еда?

– Разная. Мухи, пауки, тараканы. Очень вкусные червяки, которые в бревнах живут, но их выковыривать надо. А еще плесень и грибы в подполье.

Ведьма сморщилась:

– Фу!.. И ты действительно это ел?

– Нормальная еда. Вон посмотри на своих зверушек, думаешь, чем они питаются?

– Но они же животные.

– Да и я не человек.

– Но, ведь, и не зверь.

– Я Хозяин, – сказал домовой, – а ты ведьма. Я же не учу тебя, как лечить зверей? Вот и ты не указывай, что мне есть.

Ведьма подняла руки, показывая, что сдается. И объявила:

– Я завтра ухожу.

Домовой фыркнул:

– Ты каждый день собираешься.

– Я уже сложила все вещи. Увязала припасы. Теперь уже точно… Завтра утром я уйду.

Хозяин исподлобья глянул на нее:

– Ты ведь ищешь Вигора? Я угадал?

– Да.

– Я не спрашиваю, зачем он тебе. Не хочу этого знать, но мне кажется, что ты желаешь ему зла…

Ведьма промолчала. Домовой продолжал:

– Не могу сказать, что я его любил. Он не походил на остальных людей… Возможно, в своей жизни он сделал что-то плохое. Возможно, у тебя есть причины его преследовать… – Домовой надолго задумался, отвернулся к окну, пустым взглядом высматривая за стеклом что-то невообразимо далекое. Ведьма невольно посмотрела туда же – все как обычно: и лес, обступивший проплешину на вершине холма, и бескрайнее небо с бледным пятном солнца, просвечивающим сквозь размытые облака, и бритвенно острая линия горизонта…

Домовой встрепенулся и сказал:

– Но он плакал… Урс не плакал, и Кречет не плакал… Только Вигор… Он плакал, а это значит…

Ведьма вдруг испугалась, что домовой сейчас скажет нечто такое, что она после этих слов просто не сможет идти за ненавистным колдуном. А если и сможет, то у нее не хватит ненависти, чтоб наложить проклятье. Она не сумеет. Да и не захочет она уже делать этого. Простит ему все. И деревню. И Тауру…

Простит!..

Ведьме показалось, что пол уходит из-под ног, и она ужаснулась, отпрыгнула от Хозяина, словно от ядовитого насекомого, закрыла ладонями уши и закричала, срываясь на визг:

– Нет! Замолчи! Нет! Он убийца! Убийца!

Домовой вздрогнул. Умолк. Слез со стула. Устало ссутилившись, прошел через всю комнату и растворился в тени запечья.

А ведьма, скрипя зубами, все повторяла свое заклинание:

– Убийца! Убийца! Убийца!..

Но было еще одно слово. Мешающее, неудобное. Слово это засело где-то в глубинах черепа, раздулось, укрепилось и его никак было не вытрясти, не вышвырнуть…

Плачущий.

Страшное слово.

Плачущий убийца.

Так не бывает…

Домовой больше не показывался. Возможно его напугал срыв ведьмы, а, быть может, он просто обиделся.

Ведьма еще раз проверила свою одежду, прощупала все карманы. Развязала туго набитый узел, повторно прикинула, надолго ли хватит заготовленного провианта. Прошлась по комнате, зачем-то заглядывая во все углы, касаясь руками стен, окон, мебели. Едва не запнувшись о разлегшегося на крыльце барсука, вышла на улицу.

Завтра…

Ночной лес не желал засыпать. Трепетали, шушукались осины, шуршала сухая трава, кругом что-то негромко потрескивало, дышало, шелестело, с глухим стуком падали на землю перезревшие яблоки. Казалось, что если как следует прислушаться, то можно разобрать слова, услышать нечеловеческий говор…

В недалеком овраге натужно квакала одинокая лягушка. Едва слышно журчала река на далекой бобровой плотине. Жутковато угукал филин. И совсем рядом фыркало в траве чем-то недовольное ежовое семейство.

Ведьма присела на ступеньку крыльца, закрыла глаза. В руку ей ткнулся холодным носом барсук, и она рассеяно погладила его по плоской спине.

Последний вечер…

Примерно через час ведьма вернулась в теплый дом.

Она залезла в кровать и долго не могла уснуть.

Ей было жалко оставлять поправившегося отъевшегося барсука, и шуструю белочку, и ежиху с чуть подросшими ежатами, и медведя… И дом, и Хозяина…

Но она должна идти.