Китайские дети - Ленора Чу

Ориентированный на ученика подход, который понаблюдал Ян, помогает детям более осознанно заняться предметом и лучше понять преподносимое в классе, говорят поборники этого подхода. Детям также позволено двигаться с сообразной для них скоростью. (И все же, пусть такой способ преподавания и может быть очень плодотворным, он требует обучения и подготовки для педагогов, и лишь тогда его можно успешно применять.)

Более того, «прямое обучение», которое предпочитают китайцы, лучше подходит для раннего возраста по многим предметам, особенно в том, где много «многоходовых операций, в которых учащиеся вряд ли разберутся сами, например в геометрии, алгебре и компьютерном программировании», – писали два преподавателя в журнале Psychological Science. Особенно на первых этапах преподавания наук «многие дети усвоили больше из прямого обучения, нежели из самостоятельного». Доклад ОЭСР 2015 года сообщает, что обучение, проводимое учителем, действительно показывает лучшие результаты экзаменов в науках (а обучение, основанное на запросах от учащихся, – худшие). Дети в странах с обучением под управлением учителя чаще выражали интерес профессионально развиваться в науке. Мне очень понравился категорический вывод группы исследователей образования, сообщивших в журнале Educational Psychologist, что «за прошлые полвека сбора данных» выявлено «неопровержимое и недвусмысленное доказательство», что обучение с малым руководством – это вообще-то провал.

Еще один урок, который мне удалось извлечь: западный подход к математике нуждается в некотором подстегивании. Не от одного и не от двух американских учителей и друзей я слышала в разговорах, что, дескать, с математикой у них все было ужасно, однако жизнь удалась. Один профессор педагогики из Мичигана, проведший тридцать лет в исследованиях программ преподавания математики, сказал мне, до чего его раздражает американское отношение к делу всей его жизни. «Я сталкиваюсь с позицией, что „математическая грамотность, да ну ее, нам и так хорошо“, – сказал он мне. – Те же родители ни за что не скажут своим детям: „Да ну ее, грамоту, можешь не учиться читать“».

В Бостоне учительница Дениз сама предпочитает подход к занятиям «математика по выбору». «Ученикам ни физика, ни алгебра в повседневной жизни не нужна, а вот арифметику мы применяем ежедневно. На уровне четвертого класса математика необходима. А дальше? На мой взгляд, все индивидуально. Зависит от того, какие у человека цели», – сказала она мне.

Мало кому из китайцев и в голову-то придет такое произнести.

Слова Дженни Чжэн-Чжоу и ее нью-йоркско-пекинских исследователей вновь возникли у меня в голове: «Математические навыки есть в любой культуре, но лучше они развиваются там, где их выше ценят».

Само собой, китайцы являют неопровержимые недостатки и в математическом образовании: малышне надо проводить время на качелях, а не над таблицей умножения; система слишком перегружена сложностями и в более поздние годы преподавания. Естественный интерес к другим предметам – к искусству, театру, литературе, иностранным языкам – забивать стремлением к высоким баллам по математике нельзя. По многочисленным свидетельствам, китайские учащиеся мучаются, когда их просят применить наличное знание в непривычной ситуации или когда вопросы им задают в стороне от того, что выучено. Однако я восхищаюсь китайской приверженностью математике в юные годы и жесткому, наставническому подходу в ведении уроков. Блистательность, бывает, означает здоровую порцию зубрежки основ и постоянного применения глубоких понятий.

Как говорил Шлейхер, «взять и в лоб скопировать образовательную систему не удастся, зато можно рассмотреть черты, которые придают системе плодотворности, и разобраться, как их можно встроить в собственный контекст».

В первом классе Рэйни в китайской начальной школе я увидела, к своей оторопи, как он выучил сложение и вычитание двухзначных чисел уже в шесть лет. Начал участвовать в упражнениях на время, где ему давали минуту, чтобы решить двадцать уравнений на сложение и вычитание двухзначных чисел:

Когда Рэйни впервые показал мне свое домашнее задание, меня охватила тревога. Я представила, как мой сын превращается в нервного задохлика, замученного комплексом отличника, в голове пронеслись мысли о Рэйни-андроиде, тарахтящем таблицу умножения.

Действительность оказалась иной. Так же как в садике Рэйни постепенно одолел сетку с числами – 103 перед 104 и после 102, – он выучил сложение и вычитание двухзначных чисел. Поначалу пришлось кое-что втискивать и запихивать – на уровне понятий, но под руководством его учительницы в первом классе и с нашей помощью дома у Рэйни все получилось.

Вскоре он уже помогал нам считать сдачу в ресторанах и спрашивал цены на кроссовки, и я видела, что с каждым следующим успехом уверенности у него прибавляется.

Сколько стоит сэндвич в местном кафе, если шаг между ценами одинаковый?

– Тридцать шесть юаней стоит сэндвич с ветчиной! – выкрикивал Рэйни.

Вероятно, дети более способны изучать предметы вроде математики, даже в юные годы. Первый шаг – поверить, что это и важно, и по силам нашим детям.

В декабре учительница Сун сделала объявление в родительской группе WeChat: «Мы репетируем ежегодный спектакль „Сун Цин Лин“».

Китайцы обожают славные зрелища, особенно с костюмами и возможностью пофотографироваться, и родители в WeChat бодро ответили:

Изображать энтузиазм в этом случае далось мне с трудом – равно как и Рэйни.

– Мы только репетируем, репетируем и репетируем, – сказал Рэйни, недовольно морща нос за завтраком.

Зима в Шанхае вечно портила мне праздничное настроение. В дни с особенно сильным загрязнением воздуха мы сидели в назначенном самим себе карантине на верхнем этаже, заточенные в смог, и сильнее всего скучали по родителям и сверстникам именно в эти дни – перед Днем благодарения и Рождеством. На праздниках наша семья прозябала в Шанхае в одиночку. Только спектакль в «Сун Цин Лин» нам и оставался.

Спектакль должен был состояться за неделю до Рождества.

За пару недель я заскочила в школу с очередной оплатой и наткнулась на учительницу Сун, помыкавшую стайкой детей в раздевалке второго этажа.