Ученик архитектора - Элиф Шафак

– Котята родились неделю назад, – сообщила женщина. – Я дала им имена в честь своих девочек.

Вскоре Джахан узнал имена всех обитательниц притона. Здесь жили арабка Фатима, уроженка Венеции Нефиза, Кэмер, которая происходила из курдской семьи, еврейка Лия, черкешенка Нарин, турчанка Зариф и армянка Ани.

Справа и слева виднелись плотно закрытые двери, из-за которых доносились приглушенные голоса, вздохи и пыхтение. Балабан, по-хозяйски открыв одну из этих дверей, втолкнул Джахана в комнату и заставил сесть на подушку. Потом он сказал, что сходит за музыкантами, и исчез.

Через минуту появилась девушка с подносом в руках. Волосы у нее были огненно-рыжие, а обе щеки пересекали шрамы. Судя по отсутствующему взгляду, мысли служанки витали где-то далеко. На подносе стояли кувшин с вином и тарелки с козьим сыром, финиками, жареным миндалем и соленьями. Опустив поднос на низкий столик, девушка осведомилась, не желает ли господин чего-нибудь еще. Джахан, сделав вид, что рассматривает узор на ковре, покачал головой.

Как только служанка исчезла, в комнату вошли две женщины. Первая была очень толстой, на пышную грудь складками спадало три подбородка. Ее щеки, круглые и красные, так напоминали яблоки, что, окажись здесь Чота, он наверняка потянулся бы к ним хоботом. При мысли об этом Джахан невольно улыбнулся. Женщина просияла ответной улыбкой.

– Я тебе нравлюсь? – кокетливо спросила она.

– Нет! – поспешно воскликнул юноша, но, не желая быть невежливым, тут же добавил: – Конечно, вы мне нравитесь. Но… не в этом смысле.

Женщины захихикали, причем толстуха смеялась даже громче, чем ее подруга. Ее огромный живот колыхался и дрожал. Отсмеявшись, она заявила:

– Может, я понравлюсь тебе малость больше, когда ты увидишь, что у меня три сиськи? А в животе у меня живет чудовище, которое вылезает наружу, стоит мне проголодаться. И тогда я живьем глотаю молоденьких парнишек!

Заметив испуганный взгляд Джахана, шлюхи вновь покатились со смеху.

– Вы бы не могли позвать Балабана? – выдавил из себя окончательно растерявшийся Джахан. – Мне надо с ним поговорить.

Обитательницы борделя обменялись многозначительными взглядами. Как видно, они поняли, что слишком далеко зашли в своих насмешках. К лицу Джахана прилила краска. Пробормотав в качестве извинения что-то нечленораздельное, он стрелой вылетел из комнаты. Женщины хотели выйти вслед за ним, но он, предугадав их намерение, проворно захлопнул дверь и запер ее на засов. На лестнице он едва не врезался в служанку, несшую очередной поднос.

– Господин уже уходит? – удивилась она.

– Да, меня ждет Чота.

– Это ваша жена?

Джахан не мог сдержать улыбки.

– Нет, это слон. Огромный зверь.

В темных глазах служанки вспыхнули веселые искорки.

– Я знаю, кто такой слон.

Тут женщины, запертые в комнате, принялись оглушительно колотить в дверь. Джахан побледнел. Бедняге вовсе не хотелось, чтобы ему отрезали путь к бегству. В панике он огляделся по сторонам.

– Идем со мной, – сказала служанка и схватила его за руку.

Через низенькую дверцу они вышли на скрипучую лестницу в задней части дома. Девушка провела его в свою комнату на чердаке. Потолок там был таким низким, что приходилось постоянно наклонять голову. Зато вид из окна – сосновая роща, а за нею море, освещенное лунным светом, – был просто восхитителен. Морская гладь казалась отсюда блестящей шелковой шалью, наброшенной на плечи города.

Джахан рассказал девушке о своем неудачном знакомстве с проститутками, чем очень ее позабавил. Она сообщила, что ее зовут Пери. После того как однажды янычар, одуревший от пролитой на полях сражений крови и вымещавший свою злобу на шлюхах, изуродовал ей лицо, бедняжке приходится довольствоваться положением служанки. Посетителям ее больше не предлагают, ведь ни один мужчина не захочет женщину со шрамами на лице.

– Неправда, – возразил Джахан. – По-моему, ты куда более милая и симпатичная, чем эти наглые бабы.

Пери поцеловала юношу, и он ответил на поцелуй. Язык ее, раздвинув губы Джахана, проник к нему в рот. Девушка запустила руку в его волосы, скользнула мягкими теплыми пальцами по его тревожно нахмуренному лбу.

– Ты ведь никогда раньше этим не занимался, верно? – прошептала она.

Румянец, заливший щеки молодого человека, послужил весьма красноречивым ответом. Девушка заставила Джахана лечь и медленно сняла с него одежду. Он ощущал легкие прикосновения ее губ, и внутри у него разгорался огонь желания. Прежде Джахан и не подозревал о том, что в земном мире есть свой сад райских наслаждений. Лишь годы спустя он понял, каким подарком судьбы стала для него эта девушка, сумевшая указать путь в неведомое прежде царство столь нежно и деликатно.

Когда все было кончено, Джахан забылся сном, вытянувшись на кровати рядом с Пери. Ему снилось, что он в какой-то неведомой стране и едет верхом на Чоте. Вот только почему-то слон шагает не по земле, а по крышам домов, легко перескакивая с одной на другую. Внезапно Джахан видит вдалеке Михримах. На ней белоснежное платье, ветер развевает ее роскошные волосы.

– Подожди меня! – кричит он.

Но Михримах не слышит. Он вновь кричит, орет во весь голос, отчаянно и безнадежно.

– Ш-ш-ш, не надо так шуметь. Тебе что, приснился дурной сон?

Джахану понадобилось несколько мгновений, чтобы очнуться. Когда он вспомнил, где находится и что с ним произошло, его прошиб холодный пот. Джахан вскочил, быстро оделся и пробормотал:

– Я должен идти…

Тень, набежавшая на лицо девушки, усилила его смущение.

– Мне очень жаль, – пробормотал он. – Я не знаю, как… В общем… Я должен тебе заплатить?

– Ты мне ничего не должен, – покачала головой Пери.

Джахан наклонился к ней и погладил по волосам. Чувство неловкости, нараставшее в нем, в самом скором времени грозило превратиться в сознание собственной вины. Он понимал: надо уйти прежде, чем это произойдет. Пери вовсе ни к чему знать, что он сожалеет о том, что было между ними.

– Ты говорил во сне, – сказала Пери, отпирая дверь.

– Я мешал тебе спать?

Девушка пропустила вопрос мимо ушей.

– В твоем сердце царствует женщина, – продолжала она. – Ей известно, как сильно ты ее любишь?

Сгорая от стыда и раскаяния, Джахан украдкой спустился по лестнице и выскользнул за дверь. Наедине с собой он никогда не осмеливался называть любовью то чувство, которое питал к Михримах. Но теперь, когда слово было произнесено, оно отпечаталось у него в сердце, и он знал: время бессильно стереть этот отпечаток.

На ремонте городских акведуков трудилось сто тридцать рабочих. Их разделили на две партии: первая работала в западной части, а вторая – в средней, где повреждения были особенно значительны. Все четверо учеников с помощью астролябии занимались необходимыми измерениями. По настоянию учителя они пользовались методами, которые применяли мастера прошлого. Синан полагал, что это поможет им лучше постичь сильные и слабые стороны их предшественников-византийцев, которые возвели акведуки столетия назад.