Все твои тайны - Селеста Брэдли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она двинулась дальше вдоль стены и нашарила грубо обтесанную дверь. Заперта!
– Я так и думала.
Отвернувшись, Оливия уверенно направилась в середину помещения. Гигантский мельничный жернов наверняка так и стоит там до сих пор. Он такой тяжелый, что его никому не стащить.
– Раз, два, три…
Оливия споткнулась и перелетела через что-то омерзительно мягкое и податливое. Осторожно пошарив впереди себя, она неожиданно резко отдернула руку. Ее пальцы нащупали холодную плоть.
Она заперта в старой мельнице на пару с мертвецом.
Оливии пришло в голову, что мертвецом может быть и Самнер. Настроение у нее поднялось.
– Раньше я не была такой кровожадной, – объяснила она неподвижному телу, – но теперь считаю, что некоторые люди заслуживают смерти.
Она осторожно вытянула руку и принялась ощупывать покойника, ища какие-нибудь отличительные признаки. Самнер был высоким, и мертвец тоже. У Самнера были большие руки, и у мертвеца. У Самнера были длинные грязные волосы, и у мертвеца.
– Что ж, дела улучшаются, – пробормотала она. Сделав вдох, она потянулась к лицу покойника, надеясь, что ей не станет дурно от отвращения, и провела руками по лбу. Лоб высокий. Похоже, это Самнер.
Нос прямой. Да, Самнер.
Полудюймовый шрам в форме полумесяца прямо под левым глазом. Похоже, это…
– Уолтер?!
С тех пор как они тронулись в путь, не прошло и пары часов, а лошадь Нейта потеряла подкову. Когда три всадника выехали на перекресток, через который, по всей видимости, проходил тракт, Стентон предложил доехать по нему до ближайшей деревни и сменить лошадей. Они ехали быстрым шагом, но Галаад даже не запыхался.
Дейн знал, что его лошади по силам проделать весь этот путь. Неподалеку от перекрестка росло славное дерево, в траве змеился маленький ручеек.
– Я подожду вас здесь, устрою Галааду передышку. Прихватите для меня пирог с мясом и фляжку вина.
Попутчики смерили Дейна любопытными взглядами, но кивнули. Дейну не хотелось объяснять им, чем вызвана его потребность побыть в одиночестве.
Соратники поскакали дальше, а Дейн спешился и снял с Галаада уздечку. Пусть себе жеребец пощиплет травку! Виконт сунул руку во вьюк, собираясь достать скребок и прочистить копыта, чтобы Галаад, не ровен час, не охромел.
И вдруг он наткнулся на некий предмет, неизвестно как туда попавший. Эту маленькую книжицу в голубом кожаном переплете он раньше никогда не видел. Виконт пролистнул пару страниц и застыл, узнав убористые каракули.
Книжица принадлежала Оливии. Гринли с удивлением перелистывал страницу за страницей, исписанную крохотными буковками. Кто знал, что у нее столько невысказанных мыслей?
Внезапно Дейн поймал себя на том, что расплывается в улыбке. Он резко захлопнул дневник и сунул его обратно в мешок. Ловко и сноровисто обработав копыта жеребца, он убрал скребок и застыл в нерешительности: Из отверстия в мешке торчал голубой уголок.
Гринли с силой запихнул книжицу еще глубже, после чего решительно направился к дереву. Плюхнувшись на землю, он растянулся в тени. Было не по сезону тепло. Дейн беспокойно повел плечами. В такую погоду он не находил себе места, делался сам не свой.
Он смотрел вдаль, на известняковые дороги, протянувшиеся через вересковую пустошь. Барробй, бывало, заводил разговор о пустоши и все удивлялся, мол, как можно думать, когда над головой простирается бескрайняя ширь неба.
Меньше всего Дейну хотелось сейчас думать.
Если он начнет думать, то ему придется ломать голову, почему у него словно что-то оборвалось внутри, когда карета Оливии скрылась за поворотом.
Ему придется гадать, почему он и трех минут не может прожить, не думая о ней, несмотря на неотложность своей миссии. Ему придется спросить себя, почему его так и подмывает прочесть ее дневник.
Дневник Оливии наверняка пропитан ее духом. Дейн боялся приблизиться к ней, ведь ему только-только удалось от нее отстраниться.
«Может, в нем содержатся сведения, которые заинтересуют разведку?»
В первый раз Дейн обрадовался недоверчивому голосу Льва. Конечно! Он обязан прочесть дневник.
Гринли резко вскочил на ноги, перепугав Галаада.
Успокоив коня, Дейн потянулся к вьюку, запустил руку внутрь и принялся нашаривать книжицу.
Он никак не мог ее найти. Потеряв терпение, Дейн рванул веревки, которыми вьюк крепился к седлу, и в сердцах вытряхнул все его содержимое на землю.
Книжица вывалилась из мешка и шлепнулась на кучу одежды, которую теперь явно можно было надеть только после основательной чистки.
Подняв дневник, Дейн вернулся на свое место под деревом. Читал он бегло. Даже заковыристый почерк Оливии не был ему помехой, и вскоре он с головой ушел в ее мысли.
В первой половине речь скорее всего шла о событиях последнего года. Оливия описывала праздники, проведенные вместе с Уолтером и родителями, состояние Челтнема, свое беспокойство за дряхлеющих слуг и последних оставшихся крестьян.
«Коровьи свечки»? Ему не померещилось?
Затем он наткнулся на сделанную впопыхах запись о гибели Уолтера.
«Утонул? Уолтер? Уму непостижимо! Он плавал лучше, чем я!»
Дейн нахмурился. Если вдуматься, то тут и впрямь концы с концами не сходятся. Оливия превосходно плавала, он видел это собственными глазами. Может, все-таки стоит покопаться в обстоятельствах смерти Уолтера?
Дальше шла отдельная запись о том дне на мосту.
– Норманнский бог? – пробормотал он с легкой улыбкой.
Он пробегал взглядом страницу за страницей, читая все быстрее и быстрее. Тут она была сбита с толку, что Дейн не удосужился за ней поухаживать. Вот ей горько из-за настойчивых требований матери всей семьей отказаться от траура. А здесь она страшится свадьбы с незнакомцем.
Ему ничего не стоило развеять все ее страхи, хотя, с другой стороны, почти все они оказались ненапрасными. Разве не так? Он оскорбил ее, в упор не замечая, и в итоге выгнал вон.
А потом Гринли нашел разорванную страницу. Он извлек из кармана жилета клочок бумаги и сложил части вместе. Перед ним были своего рода стихи. Очень скверные стихи, но ведь вряд ли они предназначались для посторонних глаз.
Еслисобратьлучшихпредставителеймужескогопола,
Отодногонадовзятьсаженныеплечи,
Отдругого – золотоволос,
Оттретьего – лазоревыеглаза,
Авоноттого – точеноелицо.
Еслисмешатьвоедино
Умученого,
Чуткостьпоэта,