Солнце мертвых - Алексей Атеев

Комната, в которой происходило действие, хотя и довольно большая, была настолько заставлена вещами, что в ней негде было повернуться. Мебель добротная, но ужасно старомодная: обитые темно-красным плюшем диван и громоздкие кресла, тяжелые портьеры на окнах и дверных проемах из такого же плюша. Огромный гардероб из красного дерева, купеческий сервант с посудой. На стенах висели две картины в огромных, вычурных лепных рамах. Одна из них изображала Сталина и Ворошилова на позициях, другая – медведей, кувыркающихся посреди леса.

Несмотря на то что Олег продолжал произносить чужие реплики, он, приняв правила игры, стал добавлять кое-что от себя.

«Молодец», – одобрил голос в голове.

Олегу показалось, что этот голос принадлежит старику.

Между тем обыск начался. Бессловесные молодцы вспарывали диванные валики, потрошили маленькие, расшитые пестрым мулине подушки, двигали мебель, выстукивали стены. Пух и перья летали по всей комнате. Потрясенные супруги молчали и только таращили белые глаза на происходящее. Олег сидел в глубоком плюшевом кресле и руководил разгромом.

– Простукайте паркет, – командовал он, – так, тут вроде что-то есть, поднимите паркет.

Невесть откуда взялся лом. Паркетный пол с треском и хрустом подался под могучими усилиями и превратился в бесформенную груду дубовых плашек.

– К сожалению, ничего нет, – констатировал Олег.

– О-о! – завыла супруга Кочубей.

– Молчать! – цыкнул на нее Олег. – А ну-ка, ребята, пошуруйте в кресле.

Ребята с готовностью начали шуровать, и на свет был извлечен большой вороненый пистолет.

– «Люгер», – уверенно заявил Олег, – вот и первая находка.

Назар Леонордович, открыв рот, взирал на оружие.

– Не мой! – завопил он. – Подбросили!

– Эх, Мальта, Мальта, – иронически произнес Олег, – плохие ты готовишь кадры, хлипкие. Давеча взяли двух ребят из ЦРУ, вот это выучка. Орлы! Вмиг разгрызли ампулы с цианидом. Так поступает настоящий шпион.

А теперь, – скомандовал он, – гляньте-ка за вождей. – Он кивнул на Сталина и Ворошилова.

Тяжелая рама с треском рухнула вниз, и из-за нее посыпалcя ворох серых листков с грифом «секретно». Олег взял один из них.

– Схема пусковых шахт межконтинентальных ракет, а это, – он поднял другой, – список наших тайных агентов в овощторге. Вы ведь, – он посмотрел на Кочубея, – возглавляете это почтенное учреждение? Далеко проник мерзавец! – Потом мельком глянул на шишкинских медведей. – А что, интересно, стерегут эти зверюшки?

Вторую картину постигла участь первой. За ней тоже были спрятаны какие-то бумажки.

– Доллары, – Олег презрительно ткнул носком кеда кучу купюр, – да тут миллионы. Щедра Мальта, ох щедра. Впрочем, наша страна тоже щедра на наказания.

Кочубей встал на колени, из глаз его полились тихие светлые слезы.

– Христом-богом… – начал он.

Олега почему-то передернуло. Он закатил Назару Леонордовичу оглушительную оплеуху.

– Молчать, мерзавец!

В это время благоверная Кочубея вцепилась в остатки его волос.

– Меня-то за что? Меня?! – визжала она.

– А вы, фрейлейн фон Риттер, хотите остаться ни при чем, – обратил на нее внимание Олег. – А ну-ка, ребята, гляньте-ка в гардеробе.

Во все стороны полетела одежда, и вскоре один из молчаливых парней протянул Олегу висевшее на распялке полное эсэсовское одеяние. Олег внимательно осмотрел его.

– Только сегодня гладили, – задумчиво изрек он. – А ну-ка примерь, Анна-Амалия.

Супруга Кочубея, не понимая, смотрела на Олега.

– Надень, я сказал! – заорал он.

Она стала натягивать мундир прямо поверх ночной рубашки. Лицо ее совсем обезумело. Рубашка свалилась с плеч. Олег старался не смотреть на жирные дряблые груди. Кое-как мундир был застегнут, надеты галифе. Один из бессловесных нахлобучил на ее голову черную фуражку с высокой тульей и черепом.

– Красотка, ничего не скажешь, – констатировал Олег. – Ну, ладно, ты собирайся, – сказал он Кочубею, – а за тобой, – он покосился на фрейлейн фон Риттер, – за тобой завтра придем. – Обреченно махнув рукой, Кочубей натянул поверх пижамы тяжелое зимнее пальто, нахлобучил шапку и двинулся к выходу. За ним вышли все остальные. Анна Григорьевна Кочубей, она же девица фон Риттер, тупо смотрела им вслед посреди разгромленной квартиры.

В лифт вошли вчетвером. Но пока спускались, два шкафообразных исчезли. Вместо них появился давешний Мирон. Он одобрительно посмотрел на Олега.

– Ну, писарь, – сказал он, – не ожидал!

– Он хороший юноша, – произнес детский голос, – а каждый хороший мальчик должен получать награду.

Кочубей стоял как во сне. Лифт остановился. Двери растворились, но перед Олегом был не первый этаж, а какое-то подземелье.

– Пошли, – сказал домовой и мягко подтолкнул Олега вперед.

– А этот? – Горбатов вопросительно посмотрел на Кочубея.

– И этот с нами пойдет, пригодится.

И они двинулись по гулкому, пустому каменному ходу. За ними механически плелся директор овощторга.

Утром следующего дня майор Тарасов был в больнице химзавода. Дежурная медсестра травматологического отделения на вопрос, нет ли среди пациентов некоего отца Авенира, утвердительно кивнула головой: да, есть такой. По паспорту Михаил Михайлович Швецов.

– А нельзя ли его увидеть? – спросил Тарасов.

– Нельзя, он в бессознательном состоянии, – ответила медсестра. – Поговорите с лечащим врачом.

Лечащий врач, молодой веселый парень, был знаком Тарасову. Не раз приходилось обращаться.

– А-а, Николай Капитонович, – приветствовал он майора, – догадываюсь, по чью душу вы явились. Попиком этим интересуетесь?

– Вы, как всегда, угадали, – отшутился майор. – Как он?

– Да не очень, до сих пор без сознания. Видимо, сильнейшее нервное потрясение.

– Он что, избит?

– Трудно сказать. Все тело – сплошной синяк. Такое впечатление, что несколько раз упал с приличной высоты. Отбил почки, сломан нос, других повреждений вроде бы нет. Ну, сотрясение мозга сильное.

– А как он себя ведет?

– Очень беспокойный, порывается встать, бредит беспрерывно.

– Что же говорит?

– Обрывки молитв в основном. Упоминает антихриста, считает, что тот его преследует. Да можете сами посмотреть. Он лежит в отдельной палате, чтобы не беспокоить больных.

Они прошли по длинному, светлому коридору в небольшую палату. На больничной койке лежал длинноволосый человек, возраст которого трудно было определить. Все лицо его представляло сплошной кровоподтек. Он что-то бормотал в беспамятстве. Тарасов наклонился, вслушиваясь.