Ее властелин и повелитель - Карен Хокинс

Кристиан замер, не донеся до рта флягу.

– Приказывайте, братец капитан. Я полностью в вашем распоряжении. Но помните одно: если план не сработает, мне будет предоставлено право самому добиваться расположения прелестной вдовы.

Улыбка сползла с физиономии Тристана.

– Никогда! А теперь брось свое позерство, шут гороховый. Нам предстоит работа.

Мне нередко приходилось слышать, что, мол, «не хлебом единым жив человек». Я полностью с этим согласен. В конце концов, много ли значит хлеб, если его не запить глотком вина?

Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким

Пруденс откинула одеяло и нетерпеливо сбросила ногой простыню. Она уже целую неделю не виделась с Тристаном. Он приходил каждый день и просил разрешения поговорить с ней, но она отказывалась его принять. Она убеждала себя, что поступает правильно, потому что это дает ей возможность мерить шагами комнату, размышляя над последними словами Тристана.

А устав сновать по комнате, она, стараясь не замечать жалостливых взглядов матери и ее глубоких вздохов, ложилась в постель и притворялась спящей. Как сейчас.

– Если я не прекращу все это, меня упекут в психушку, – вслух сказала Пруденс. Вздохнув, она поднялась и, накинув на плечи шаль, бесцельно направилась к окну. Было еще слишком рано, чтобы ложиться спать. Но она в течение четырех часов выслушивала предположения матери относительно того, зачем сегодня приходил герцог, и почему дочь не приняла его, и чаша ее терпения, в конце концов, переполнилась.

Разумеется, заснуть было невозможно. И не только потому, что было слишком рано. С тех пор как они последний раз виделись с Тристаном, она, кажется, не спала более двух часов подряд.

Она раздвинула шторы и выглянула в окно, положив локти на подоконник. Заходящее солнце уже скрылось за горизонтом. На небе появилась луна, и ветви деревьев рельефно выделялись в ее свете.

Она прислонилась лбом к стеклу, глядя в окно невидящим взглядом. Как там Тристан? Сегодня его должны были посетить попечители. Пруденс надеялась, что он не забудет, как надо вести себя, как обращаться к каждому из попечителей, как встретить их в своей библиотеке – то есть все то, что будет характеризовать его как джентльмена в глазах попечителей.

Конечно, они никогда не увидят настоящего Тристана, который заботится о своих людях, хотя постоянно орет на них. Того, чьи глаза темнели от боли, когда он говорил о своей матери. Того, который смотрел на нее с такой нежностью...

Она беспокойно поежилась. Зачем она думает о Тристане? У их отношений нет будущего. Он предложил ей выйти за него замуж из чувства долга, а не по какой-либо другой причине. Более того, если попечители узнают об их связи, они вполне способны урезать его доход.

Она вздохнула, плотнее закутавшись в шаль. Лампы она не зажигала, а вокруг было темно и тихо. Только тиканье каминных часов нарушало тишину.

Тонкий серп луны освещал сад, и Пруденс рассеянно наблюдала, как раскачиваются на ветру деревья. Неожиданно она заметила, как медленно открылась калитка...

Она поморгала, подумав, что ей это показалось. Но нет. В калитку, пятясь, входил закутанный в плащ человек, таща за собой что-то на веревке. Пруденс наклонилась вперед, напряженно вглядываясь в фигуру человека, и охнула. На веревке вели овцу!

Схватив из гардероба домашнее платье, Пруденс быстро переоделась и выбежала из комнаты, встретившись на лестнице с миссис Филдингс.

– Куда это вы? – подозрительно спросила экономка.

– Кто-то проник в наш сад!

Экономка последовала за ней.

– Я только что вычистила ваш плащ. Он висит на вешалке возле входной двери.

– Мне не нужен плащ. Я намерена выяснить раз и навсегда, кто приводит овцу в наш сад!

– Мудр тот человек, который, услышав шипение змеи, проявляет осторожность, – поучительно заявила экономка.

– Похоже, эта змея носит плащ.

Миссис Филдингс хмыкнула.

– Насколько я знаю, воры не носят плащей.

Остановившись у входной двери, Пруденс сняла с вешалки свой плащ и бросила на столик шаль.

– Эта змея носит не просто плащ, но плащ с отделкой.

Миссис Филдингс окинула Пруденс настороженным взглядом.

– Вы сказали, что плащ с отделкой? С какой?

– Я видела его всего в течение нескольких секунд из окна своей комнаты, но мне показалось, что он отделан по краю капюшона... – Пруденс взглянула на вешалку. Плаща матери там не было. Красного. С отделкой из меха горностая.

Пруденс взглянула на миссис Филдингс, лицо которой приобрело какой-то странный багровый оттенок.

– Вам что-нибудь об этом известно?

Сухопарая экономка сложила на груди руки.

– Благоразумный человек держит свои знания под замком, чтобы не растерять их по мелочам.

У Пруденс не было времени выслушивать назидания.

– Как видно, мне придется все выяснить самой, – сказала она и взялась за ручку двери, но миссис Филдингс ее опередила и загородила дверь собственным телом.

– Дайте пройти!

– Сердце разгневанного человека...

– Миссис Филдингс, вы видите мой кулак? Тот, на котором сейчас надета перчатка?

У экономки округлились глаза.

– Вы мне угрожаете?

– Да! – заявила Пруденс.

Это, кажется, привело экономку в полное замешательство. Пока она лихорадочно подыскивала подходящую назидательную фразу, Пруденс протянула руку за спиной женщины и открыла дверь. Получив при этом увесистый удар в зад филенкой двери, экономка охнула и мгновенно отошла в сторону. Пруденс, игнорируя ее протесты, вышла в сад. Подойдя к калитке, она остановилась, сложив на груди руки.

– Добрый вечер, мама, – спокойно сказала она.

Мать, охнув от неожиданности, обернулась.

– Боже мой! Ты напугала меня до смерти!

– Я напугала тебя? Разве это я украдкой привожу овцу в сад?

Мать оглянулась через плечо. К веревке, которую она держала в руке, была привязана очень толстая, очень медлительная и абсолютно равнодушная к происходящему овца.

– Узнаю эту овцу, – сказала Пруденс.

Похоже, овца поняла, что говорят о ней, потому что открыла рот, обнажив крупные желтые зубы, и издала громкое блеяние.

Пруденс покачала головой:

– Так это ты все время приводила овцу капитана в наш сад? Зачем ты это делала, мама?

Мать беспомощно развела руками.

– Понимаю, что это выглядит некрасиво, – сказала она, – но я... я никогда не думала... я ведь совсем не хотела...