Нейтринная гонка - Пол Ди Филиппо

Святую Варвару слегка смутила та легкость, с которой она добилась желаемого, и она не осмелилась просить чего-то большего.

— Если выражаться точно, то не то чтобы передать. Может, мы с ним занялись бы этим заданием вместе?

Святой Губерт едва не сорвался на крик.

— Совместно выполнять задание?! С этой юной нахалкой? Как ее вообще угораздило стать покровительницей математиков?

— Я обладаю не меньшими математическими способностями, чем ты, Губерт.

— Ты сделала заказ лишь на одно жалкое окно башни в качестве покровительницы зодчества и считаешь, что этого достаточно? В мои дни…

— УГОМОНИТЕСЬ! — потребовал Господь Бог. — Я принял решение. Вы оба откликнитесь на мольбу Моего преданного служителя но имени… э-э… Лукас Летьюлип. Ступайте и явите ему Мою непостижимую Сущность.

В следующее мгновение секвойя исчезла, оставив двух святых смотреть друг другу прямо в глаза.

Губерт устало вздохнул.

— Воля Твоя да будет выполнена. Не взять ли нам колесницу, запряженную херувимами?

— Если ты устал, пожалуйста. Хотя в столь прекрасный день я предпочла бы пройтись пешком.

С этими словами святая Варвара зашагала по Райским Кущам. Святой Губерт мужественно последовал за нею.

— Ну почему я не пронзил стрелой того треклятого священного оленя, когда мне подвернулась такая возможность…

Писки Виспеуэй отличалась немалым весом — стрелка весов зашкаливала за сто килограммов. Старые семейные фотографии (снятые в идиллические дни в Пискатэвэе, штат Нью-Джерси) засвидетельствовали первые дни ее существования в образе миловидного младенца с ангельским личиком, который наверняка вызывал многочисленные улыбки со стороны умиленных родителей, когда у них спрашивали имя этого славного ребенка.

К сожалению, имя, которым родителей угораздило ее наградить, менее всего подходило пышным телесам деканши факультета астрономии университета, в коем трудился Лукас Летьюлип. И все же Писки была настолько добросердечной особой — она уже свыклась со своей печальной участью служить объектом насмешек всего университетского кампуса, — что и бровью не вела, когда-то кто-то спрашивал ее имя. Наоборот, она настойчиво заявляла даже случайным знакомым: «Прошу звать меня Писки!» С непокорными темно-рыжими локонами, которыми Писки чрезмерно гордилась, одетую в одно из бесчисленных просторных цветастых платьев и увешанную несколькими ярдами ожерелий, ее можно было часто увидеть на четырехугольной площади кампуса. Писки величаво проплывала мимо студентов и коллег, напоминая массивный галеон, загруженный под самую завязку экзотическими грузами с Дальнего Востока.

Сегодня Писки приплыла в кабинет Лукаса и поймала его прямо за рабочим столом. Широкая улыбка осветила круглое лицо, превратив глаза в практически неразличимые щелочки.

— Ты ведь сегодня придешь на вечеринку, Лукас? Ее устраивают в честь нашего нового преподавателя, доктора Гарнетта.

В качестве коллеги, с которым соприкасаешься не слишком часто, Писки вполне устраивала Лукаса. Она была неглупой и приветливой особой. Однако его ужасно раздражали визиты Писки к нему в кабинет, зачастую даже по совершенно ничтожным поводам. Лукас подозревал, что за ними скрывался некий романтический подтекст, чувства, на которые он не считал себя вправе отвечать взаимностью. Более того, Писки своими пышными формами настолько заполняла крошечный кабинет, что Лукасу начинало казаться, будто он вот-вот задохнется от нехватки воздуха, особенно если оказывался в ловушке за письменным столом вдали от окна. Не обладая особо крупным телосложением, Лукас был просто не в состоянии бороться за господство в окружающем пространстве со столь корпулентной особой.

Лукас, который не мог дождаться, когда Писки освободит его кабинет, тем не менее почувствовал себя обязанным поддержать разговор и задал вопрос:

— На вечеринке будет Халм?

— А как же! Почему бы Оуэну там не быть? Он ведь наш старший преподаватель!

— Ну, тогда даже не знаю, пойду ли я. Ты ведь в курсе, что мы с ним не ладим…

Взмахом пухлой руки с многочисленными кольцами на пальцах Писки мгновенно отмела возражения Лукаса.

— Нужно просто не обращать на него внимания. Так поступают все наши. Он вечно всех задирает, ты же знаешь! «Блистательный, но задиристый» — характеристика журнала «Нью сайентист».

Лукас беспокойно поерзал на стуле, чувствуя, что ему снова не хватает воздуха. Неужели Писки на самом деле поглощает весь кислород в комнате?

— Я в курсе его личных недостатков, Писки, и с удовольствием не замечал бы колкостей Халма, если бы они не касались моей веры. Я весьма болезненно воспринимаю эту тему и тут уж обидчикам спуску не даю. Он ведь унижает не только меня, как ты понимаешь, но и два тысячелетия существования святых — мужчин и женщин.

Писки исполинских размером бедром опустилась на край стола, не заметив при этом, что Лукас инстинктивно подался назад. Колесики на ножках его кресла врезались в стену, и он был вынужден прекратить дальнейшее сопротивление. Писки же, дабы придать дополнительную интимность своей просьбе, подалась к нему еще ближе.

— Нам нужно твое стимулирующее присутствие, Лукас. Обещаю тебе: если Оуэн перейдет границы хороших манер, я лично вмешаюсь. Ну пожалуйста, дай слово, что придешь!

— Да-да, конечно. Я приду.

Писки вскочила на ноги с поразительной для ее тоннажа грацией и изяществом и направилась к двери.

— Тогда до встречи в «Краутер лаундж»!

После ее ухода Лукас обратил взор на распятие, висевшее на противоположной стороне комнаты. Он попытался произнести коротенькую благодарственную молитву, однако мысли его отвлеклись на раздувшуюся грудную клетку несчастного Иисуса Христа.

Интересно, когда Писки в последний раз видела собственные ребра?

Лукас поймал себя на том, что вопрос этот не дает ему покоя.

«Краутер лаундж» предлагал посетителям обычный джентльменский набор непрезентабельных кресел и диванчиков с потертыми подлокотниками; заляпанные тощие подушки, из которых вывалилась поролоновая начинка, формой напоминали дефективные гемоглобиновые клетки несчастных страдальцев от белокровия, а ковер совсем облысел от бесчисленных ног посетителей. На складном столике с пластиковым верхом на пластиковых же серебристых подносах выстроились тарелки с печеньем и сыром. Налитое в графины вино играло сюрреалистическими оттенками и будто просило поскорее разлить его по пластиковым стаканчикам, пригубить, а затем тайком вылить в цветочные горшки с чахлыми комнатными растениями, расставленными по всему помещению.

Лукас появился в зале, когда вечеринка была уже в полном разгаре. Преподавательский состав факультета астрономии, численно дополненный добровольцами с родственных университетских кафедр, деловито налегал на закуски, прохладительные напитки и прославленного доктора Феррона Грейнджера Гарнетта, последнюю звезду науки, недавно пополнившую ряды профессорско-преподавательского состава. Гарнетт удостоился дозированного внимания медийных корпораций, приняв участие в цикле телепередач «Когда хорошим разумным существам достается плохая вселенная», которую транслировали по каналам Би-би-си и Пи-би-эс. Лукаса привело в смятение то, что там в одну кучу были свалены и популярная психология, и космология, и мелкотравчатая философия, и физика. Как и следовало ожидать, передачи эти имели колоссальный успех.