Дороги богов - Галина Львовна Романова

А когда она открыла глаза снова, над нею сидела старая знахарка, мать жрицы Макоши Добродеи. Старушка мягко, по-матерински погладила Зарницу по мокрым волосам и улыбнулась успокаивающе.

— Занедужила я, бабушка, — призналась Зарница. — А что со мною — не ведаю! Только вдруг в глазах темно стало и внутри — боль…

— Мне уж поведали, — кивнула знахарка. — А вот ты мне скажи: крови твои давно не текли?

— На Ярилу вешнего — последние, — ответила девушка. — А что?..

— Недуг твой — самый обычный, бабий! — объяснила знахарка. — Коль миловалась с кем, должна то знать!

Зарнице понадобилось время, чтобы понять и поверить, что это правда. А когда поняла, отвернулась и закрыла лицо руками, не желая выдавать своих чувств. Тополь будет рад, когда вернется.

Дружины Рюрика появились в виду Нового Города в начале зимы. Заранее прознав о его приближении, оба города гудели, как потревоженные ульи.

Все это время от Вадима не отходил жрец Милонег. Исполняя данную Зарнице клятву, он изо всех сил убеждал князя не ратиться, а признать явную выгоду — уж ежели у них с Будимиром когда-то вышла ссора, то исчезновение противника пойдет всем на пользу. Вадим это понимал, но его возмущало то, что в гибели ладожского князя обвиняют его. И кто — чужеземцы, которые были в том заинтересованы, ведь Рюрик успел и занял опустевшую Ладогу! Но, не привыкнув спорить со жрецами, — тем более что испытание белого коня показывало, что боги против ссоры, — он решил пока сдержаться и выслал двух своих вятших бояр к дружинам бодричей с предложением решить дело сперва словом. Те обернулись в два счета и привезли весть, что князь Рюрик бодричский согласен.

Находившийся подле жрец Милонег тихо обрадовался ответу Рюрика и заторопил Вадима в путь.

Делать было нечего. Кликнув слугу, Вадим приказал готовиться к выезду трем десяткам лучших своих кметей и ждать его.

Он уже завершал облачение и медлил, раздумывая, не поддеть ли под свиту кольчугу, когда хлопнула дверь, и на пороге возникла княгиня. Хоть и делалось все быстро и без лишнего шума, женское сердце-вещун подсказало женщине, что ждет любимого мужа, и княгиня, раскинув руки, пала Вадиму на грудь:

— Ладо мое!.. Да куда ж ты… На кого меня бросаешь-то?

Вадим слегка сжал плечи жены.

— Полно, полно, ладушка, — тихо, на ухо, молвил он ей. — Не бросаю я — встречь гостям еду, слово надо молвить.

— Ведаю я, на какую ты беседу едешь! — Княгиня вскинула дрожащее лицо, кусая губы. — Мечами да копьями острыми будешь разговоры разговаривать!.. А мне горемычной что же?..

— Да не на брань я еду! — С досадой Вадим оглянулся на слуг. Говорить при них не хотелось — истинную причину поездки князя навстречу Рюрику ведали весьма немногие ближние люди. — И полно сердце раньше времени рвать, а меня оплакивать.

Понурившись, княгиня ткнулась лицом ему в грудь. Плечи ее напряглись — она сдерживала рыдания, в самом деле боясь голосить по еще живому мужу.

Ждавший на пороге Милонег шагнул к супругам и легко отодвинул женщину.

— Будешь его оплакивать — и впрямь не воротится назад князь Вадим, — сурово молвил он. — Жди его и верь!.. Я с ним еду.

Встретившись с ним взглядом, княгиня притихла и скорым шагом вышла. Она не спустилась его проводить с крыльца и не отпустила на последний погляд к отцу сына. Заметив отсутствие домочадцев, Вадим нахмурился, но посмотрел внимательнее на жреца Перуна и первым, взгорячив коня, выехал за ворота детинца.

Новый Город насторожился. Княжеская дружина вся при бронях и оружии стояла на стенах, с ними смешались горожане, кто был в силах и сметке держать оружие. Даже некоторым из женщин уже нашлось дело — они ждали начала возле котлов, где уже побулькивала смола. Князя и его малую дружину провожали настороженными тревожными взглядами. Кто-то кричал вслед напутствия, но большинство тихо ворчало в кулаки, восхищаясь отвагой Вадима, не зря носившего прозвище Храбрый, и одновременно возмущаясь его самонадеянностью. Двое воевод — выборный от горожан и князев, — стоявшие у ворот, сами распахнули створки.

— Ворочайся, княже! — последний раз прокричал чей-то голос.

Вадим быстро обернулся на скаку — но встретил только взгляд Милонега. Жрец сверлил его тяжелым испытующим взором, и на миг князь почувствовал себя неуютно. Кроме жреца, с ним было всего тридцать воев. Все отборные, проверенные, поседевшие в боях, с конца копья вскормленные, из шеломов вспоенные. С ними можно было надеяться отбиться и от сотни. Но Рюрик привел под стены Нового Города гораздо большую силу.

С замерзшей пристани, где под неглубоким еще слоем снега на берегу ждали вешней воды большие торговые и малые рыбацкие лодьи, князя Вадима ждали. Увидев женщину, что при их приближении подтянула к себе повод коня и, вперевалку шагая, двинулась навстречу, Милонег скоком вырвался вперед.

— Почто ты тут? — крикнул он. — Почто не бережешься?

Зарница вскинула руку, останавливая его. Под подбитой мехом свитой ее с каждым днем растущее чрево выпирало особенно заметно.

— Хочу ехать с вами, — просто объяснила она. — Мне… видение было. Перун знак подал!

Услышав про такое, Милонег сник, а поравнявшийся со жрецами Вадим помрачнел.

— Ведаю, о чем дума твоя, княже, — быстро заговорила Зарница, — но ты верь — то встреча добрая!.. Боги меня послали. Не тебе их ослушаться.

Вадим скрипнул зубами, но промолчал. Пользуясь тем, что он не торопит своих, Милонег сошел с коня и помог влезть в седло Зарнице, шепотом осудив ее за ненужную лихость. Из-за чрева женщина сделалась неповоротливой и тяжелой, но на коня села привычно плотно. От волнения она не чуяла, как от резких движений непривычно сильно толкнулся во чреве младенец. Боги вовсе не посылали ей видения — просто, в раздумьях о Рюрике, она вспомнила, что и Тополь, отец ее ребенка, уже встречался с этим бодричем и считал его своим недругом. Женщине самой захотелось поглядеть на князя бодричей и нового ладожского наместника.

Под ней была старая, но еще сильная, привычная ко многому кобыла. Повинуясь всаднице, она заняла место ближе к норовистому темно-гнедому жеребцу князя Вадима, который горячил своего коня, вымещая на нем досаду. По его внутреннему разумению, с врагами надо было сражаться, а не вести унизительные смиренные беседы. Но жрецы сумели убедить его в том, что мечи ничего не решают, и он был вынужден повиноваться богам.

Рюрик со своими боярами и советником Доброгастом выехал им навстречу, остановившись на полпути между причалами и раскинувшимся возле берега Волхова станом дружины. С ним было тоже около трех десятков людей, но его не снимавшая броней и державшая наготове оружие дружина была гораздо ближе. Стоит ему махнуть рукой и даже крикнуть погромче — и не спасут кони, и подмога из Нового Города не подоспеет вовремя. Вадим отметил про себя это и, разглядывая князя бодричей, заметил, что тот тоже недоволен присутствием женщины. Особенно его насторожило то, что Зарница, углядев Рюрика, больше не спускала с него внимательных глаз.