Смерть в экстазе. Убийство в стиле винтаж - Найо Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Курт, привет, дружище, – поздоровался Гордон. – Ты со мной сейчас помягче, ладно? А то развалюсь на мелкие кусочки. Вчера в поезде пришлось общаться черт знает с кем. Господи, ну и ночка! Мы играли в покер до… до какого времени, Джеффри?
– До чертовски позднего, – холодно ответил Уэстон. – Ты глупец.
– Он думает, что должен говорить со мной в таком тоне, – объяснил Гордон. – И у него неплохо получается. Какие новости, Курт?
– Я пришел отдать карточный долг, – ответил Кортни.
Он достал свой бумажник и вынул из него несколько банкнот.
– Твои деньги тоже здесь, – добавил Бродхед, невесело рассмеявшись. – Возьми, пока можешь.
– А, ну и отлично, – беспечно отозвался Гордон. – Я уж и забыл.
Ливерсидж просунул голову в дверь офиса. Он должен был появиться только во втором акте и теперь болтался без дела, пока Гаскойн прорабатывал сцену с Валери Гэйнс, Акройдом и Хэмблдоном. Мистер Мейер в одиночестве сидел за своим столом.
– Доброе утро, сэр, – поздоровался Ливерсидж.
– Доброе утро, мистер Ливерсидж, – ответил Мейер, развернувшись в кресле и удивленно уставившись на первого инженю. – Хотите со мной поговорить?
– Я услышал про то, что с вами приключилось в поезде, зашел узнать, как вы себя чувствуете. Ужасная история. Просто нет слов.
– Да уж, – сухо отозвался Мейер. – Большое спасибо.
Ливерсидж небрежно переступил порог комнаты.
– А бедняжка Вэл! Она потеряла все свои деньги. Что за несчастная ночь!
– Пожалуй, – буркнул мистер Мейер.
– Отличный отель этот «Миддлтон», не правда ли, сэр?
– Да уж, – повторил мистер Мейер.
Повисла неловкая пауза.
– Вижу, вы при деньгах, – добавил вдруг мистер Мейер.
Ливерсидж звонко рассмеялся:
– О, я кое-что скопил. В последний раз мы неплохо заработали, правда? И сегодня утром привалило счастье. – Он искоса взглянул на Мейера. – Кортни заплатил карточный долг. Вот уж не ожидал. Вчера он чуть волосы на себе не рвал.
– Закройте дверь, – бросил мистер Мейер. – Мне надо с вами поговорить.
Каролин и Хэмблдон стояли в гримерной в свете неяркой лампы. Большая часть вещей была уже разобрана, баночки с театральным гримом лежали на своих местах. Комната казалась мрачной и серой, как погреб, а в воздухе сильно пахло косметикой. Хэмблдон включил верхний свет, и сразу стало уютней и теплей.
– Выслушайте меня, – попросил он.
Каролин села на один из сундуков с вещами и взглянула на него. Он перевел дух.
– Вы любите меня больше, чем кого-либо другого. Альфред не в счет. Зачем вы вышли за него замуж, наверное, не знает и сам господь бог, а вы и подавно. Я не предлагаю вам стать тайными любовниками, тем более что об этом сразу все узнают. Такое положение неприемлемо для нас обоих. Я прошу вас уехать со мной после гастролей и развестись с Альфредом. Или просто расскажите ему о наших отношениях, и пусть он сам все устроит так, как ему удобно.
– Милый, мы уже сто раз это обсуждали.
– Знаю, но я дошел до точки. Я не могу видеть вас каждый день, работать вместе и чувствовать, что вы обращаетесь со мной как… как с чем-то средним между школьником и ручным щенком. Мне сорок девять, Кэрол, и… я схожу с ума. Почему бы не сделать это ради нас обоих?
– Потому что я католичка.
– Вы плохая католичка. Иногда мне кажется, что вам совершенно плевать на религию. Когда вы в последний раз ходили в церковь, чтобы исповедаться и тому подобное? Сто лет назад. Так зачем за это держаться?
– Меня держит церковь. Где-то там, внутри. Я чувствую, что погрязла в грехе, милый, правда чувствую.
– Ну да, конечно. Грешите напропалую.
– Хейли!
Она рассмеялась – тем мягким грудным смехом, который, словно золотая нить, пронизывал сыгранные ею роли.
– Перестаньте! – воскликнул Хэмблдон. – Хватит!
– Простите, Хэйли. Я просто свинья. Милый мой, я вас обожаю, но не могу, просто не могу жить с вами во грехе. Жить во грехе. Жить во грехе-е, – повторила она нараспев.
– Вы безнадежны, – пробормотал Хэмблдон. – Безнадежны!
– Мисс Дэйкрес? – послышался голос в коридоре.
– Да, я здесь!
– Мистер Гаскойн просил передать, что скоро ваш выход.
– Хорошо, сейчас приду, – ответила Каролин. – Спасибо.
Она встала с места.
– Вам тоже пора, – сказала она Хэмблдону.
– Наверное, – произнес Хэмблдон с горечью, в которой помимо его воли звучало что-то комичное, – наверное, мне придется ждать, пока Алф не умрет от ожирения сердца. Тогда вы выйдете за меня замуж, Кэрол?
– Как тут принято выражаться? Без проблем? Без проблем, мой милый. Но бедняжка Пух! Ожирение сердца! Право, это жестоко.
Она выскользнула в дверь.
Через минуту он услышал ее чистый и глубокий голос, произносивший первую реплику на сцене:
– «Дорогой, ты не поверишь! Он предложил мне выйти за него замуж!»
А потом раздался ее мягкий, теплый смех.
Занавес подняли в четвертый раз. Каролин Дэйкрес, стоя в центре всей труппы, раскланивалась перед партером, амфитеатром и – с особенной тонкой улыбкой – зрителями галерки. Две тысячи ладоней хлопали в такт, издавая громкий и ритмичный звук, словно кто-то методично колотил по железной крыше. Новозеландские зрители мало расположены к буйному веселью. Если им что-то нравится, они сидят молча и с остервенением бьют в ладоши. Именно это они и проделывали теперь, после третьего или четвертого представления «Дам для досуга». Каролин кланялась снова и снова, словно зачарованная этим бурным проявлением восторга. Она с улыбкой повернулась к Хейли Хэмблдону. Тот отделился от других артистов и подошел ближе к рампе. На его лице застыло торжественное и приподнятое выражение, с которым у исполнителей главной роли принято обращаться к публике. Аплодировавшие зрители удвоили свои усилия. Хэмблдон улыбнулся, прося тишины. Аплодисменты стихли.
– Леди и джентльмены, – начал он задушевным тоном, – мисс Дэйкрес попросила меня сказать несколько слов, чтобы выразить, – он посмотрел на галерку, – нашу огромную благодарность за тот чудесный прием, который вы оказали первому выступлению в рамках наших коротких, – он посмотрел на партер, – увы, слишком коротких гастролей в вашем прекрасном городе.
Хэмблдон сделал паузу. Послышалось несколько нетерпеливых хлопков.
– Это наш первый визит в Новую Зеландию, а Миддлтон – первый город, в котором мы дали представление. К сожалению, наши выступления в вашей замечательной стране продлятся недолго. Вскоре мы отправимся в…