Один маленький грех - Лиз Карлайл

Он все еще трогал ее там, но этого было недостаточно. Безумие. Совершенное безумие. Язык Эсме сплелся с его языком, ее бедра сами собой приподнялись. Внутрь ее скользнул еще один палец, побуждая раскинуться шире. Более требовательный, он продвинулся выше, лаская и мучая.

— Ты хочешь, чтобы я вошел в тебя, любимая? — выдохнул он. — Жаждешь ли ты меня?

— Да, — прошептала она, опускаясь на его руку. — Да. Она удивилась, потому что он наклонил голову, и его язык оставил горячую дорожку на ее горле, переместившись к уху. Он прихватил мочку уха зубами и сосал его, согласуясь с ритмом движений большого пальца. Эсме снова выгнулась дугой.

Наконец он сел на колени. Его член поднялся между ними, мощный стержень из теплой шелковой плоти. Не раздумывая, Эсме провела по нему пальчиком, удивляясь его размерам и силе. Аласдэр содрогнулся и откинул голову назад. Ей стало интересно, и она провела рукой к основанию, а затем снова вверх. Из глубин его груди вырвался хриплый стон, и на кончике его плоти появилась жемчужная капля влаги. Эсме тронула ее большим пальцем, круговым движением легко размазала по атласной головке члена.

Это, казалось, встретило одобрение у Аласдэра. Глаза у него теперь были плотно закрыты, ноздри раздувались. Вдруг он поднял голову. Волосы упали вперед, и открывшиеся глаза, затененные ими, были горячими и глубокими. В них она увидела силу его желания.

— Сделай это, пожалуйста, — шепнула она.

Она затаила дыхание. Боялась, что он остановится. И все-таки это было безумие. Безумие, которого она жаждала, пусть бы оно и погубило ее. Она думала только о нем, о его прикосновениях, его рте, его мужской сути.

Он безмолвно просунул одну сильную руку под ее плечо, а другой медленно, но настойчиво направил мужскую твердь внутрь ее. Эсме закрыла глаза и заставила себя как можно шире раздвинуть ноги и расслабиться, чтобы принять его в себя. Давление было слишком сильным, но у нее ни на секунду не возникла мысль остановить его. Это было неотвратимо. Это неизбежно должно было произойти. Медленно, очень медленно он проникал в нее, с каждым движением глубже и глубже.

Внезапная острая боль заставила ее вскрикнуть. Его глаза раскрылись, настороженные и вопрошающие. Эсме обвила руками его бедра, впившись в твердые, скульптурной лепки ягодицы, и побуждала войти в нее глубже. Боль не имела значения. Он вышел из нее и вошел снова с гортанным звуком. Это был крик торжества. Она попыталась качнуться бедрами вперед. Он заполнил ее. Завладел ею — по крайней мере на этот миг. Он начал ритмично двигаться, и этот пульсирующий ритм дарил наслаждение. Эсме с готовностью отвечала ему, ведомая женским инстинктом.

Боль куда-то исчезла. Эсме инстинктивно закинула на него одну ногу и с силой прижала себя к нему. Внутри ее неподконтрольно вызревало незнакомое ощущение. Она побуждала Аласдэра входить в нее глубже и чаще. Было что-то такое — что-то восхитительное, остающееся вне досягаемости. Эсме закрыла глаза и умоляла его об этом бессвязными и жадными словами.

Аласдэр внял ее мольбе, его движения сделались бешено быстрыми. Пот выступил на его бровях. Одна капля упала в ложбинку между ее грудей, теплая и возбуждающая. Что-то внутри ее оторвалось и поплыло к нему — ее сердце, подумала она.

— Смотри на меня, Эсме, — требовал он. — Смотри на меня. Иди ко мне, любимая.

Его темные, горячечные глаза не давали ей отвести взгляд. А он снова проник в нее, и весь мир взорвался. Все ее существо пульсировало и кричало. Их окружал свет, все вокруг плавилось, теплое и чистое. Она почувствовала, как его семя горячо влилось в нее, услышала его глухой вскрик радости. И опустилась на ковер, опустошенная и ликующая.

Аласдэр лег поперек, придавив ее весом своего тела.

— О Эсме! — только и сказал он, пытаясь выровнять дыхание. — Любовь моя.

Эсме, должно быть, какое-то время пролежала в полусне, восхитительно насыщенная и почти довольная. Аласдэр поднялся с ковра и закрыл дверь на задвижку. Какую глупость они совершили! Но лучше поздно, чем никогда. Возвратившись, он натянул на нее платье и оделся сам.

Она знала — им не следует оставаться здесь, не следует лежать, как ленивые кошки, вытянувшись на ковре перед почти угасшим огнем. Она ждала, когда Аласдэр скажет ей это, но он молчал. Он повернулся на бок и, обхватив ее руками за талию, прижал спиной к себе. Они не разговаривали — наверное, потому, что оба слишком боялись.

Огонь совсем угас. Она прислушивалась к мягкому, ритмичному дыханию Аласдэра, и ей было почти покойно. Рука, обнимавшая ее, казалось, ложилась самым естественным образом, там ей было и место. Тогда как она не могла даже поцеловать лорда Уинвуда, автоматически сразу не отвернувшись. И вот она вступила в связь с этим мужчиной с такой легкостью, которая должна была бы тревожить ее.

Она не тревожилась. Все, что произошло, было неотвратимо. Она с самого начала видела в нем губителя женщин и не слишком ошиблась. Но он был больше, чем губитель женщин. Он был красив и очень обаятелен, а за всем этим ощущался непоколебимый внутренний стержень, глубоко скрытое чувство чести. Может быть, она унаследовала страстность своей матери. Может быть, позволила сердцу управлять рассудком. Ее это больше не волновало.

Она спокойно повернулась к нему лицом. В полумраке она могла различить, что глаза его были открытыми и сонными. Повинуясь импульсу, Эсме кончиком пальца очертила его греховно прекрасный рот.

Она совершила нечто непоправимое, в глазах других даже бесчестное, то, чего сама не могла бы себе объяснить. И все же она не раскаивалась. Бог знает, что теперь она скажет лорду Уинвуду.

— Он, наверное, вызовет меня на дуэль, прежде чем что-нибудь будет сказано, — сказал Аласдэр, словно прочитав ее мысли. — Я бы вызвал, окажись на его месте.

Эсме покачала головой:

— Он не любит меня настолько, чтобы взволноваться из-за этого.

— Тогда он просто глупец, — сказал Аласдэр, перевернувшись на спину и глядя в потолок. — Еще больший глупец, чем я в недавнем прошлом.

Эсме всматривалась в его лицо, но он больше ничего не говорил. Боже, как ей хотелось, чтобы он просто высказал, что у него на сердце. Но между ними стояла ее помолвка с его лучшим другом. Следующий шаг был ее. Она знала, каким он должен быть, сделать его была ее обязанность, не его.

Его глаза долго смотрели на нее почти умоляюще. Чего он хотел? О чем просил? Но вот он отвел взгляд, как если бы то, что он увидел, ранило его. Он взял ее руку и сплел их пальцы, прижался губами к ее руке и отказывался смотреть на нее.

— Какой-то частью своей души ты должна ненавидеть меня, Эсме, — сказал он. — Из-за Сорчи. Из-за твоей матери. За то, что я сделал тебе. Всю свою жизнь я был галантным и равнодушным, никогда не задумываясь о том, какие беды приносит другим мое легкомыслие. И то, что произошло между нами сегодня, многие расценили бы как еще один пример моей распущенности.

— Аласдэр! Не говори ничего. Ни о маме, ни о Куине. Даже о Сорче. Давай хоть на минутку притворимся, что никаких препятствий не существует. Что есть только мы, здесь, сейчас.