Сомнения любви - Мэри Джо Патни

Адам вышел из святилища и посмотрел на часы, стоящие на каминной полке. Еще нет двенадцати. Может, Рэндалл не спит. Адам хотел было надеть домашние туфли, но вдруг ему пришло в голову, что он у себя дома и может ходить босиком и в одной рубашке, если ему так хочется.

В доме было тихо. В течение дня Эштон-Хаус гудел как улей – такой большой дом требовал заботы, и слуги его никогда не сидели без дела. Слишком большой дом для одного человека. Но ведь он был обручен, и если на то будет Божья воля, дети заполнят пустые комнаты дома.

Он посмотрел направо. Комнаты Марии были в конце коридора. Увы, Адам ничего не помнил о помолвке. Он вспомнил несколько эпизодов, случившихся незадолго до аварии, но ничего существенного они ему не сообщили.

Он помнил, как радостно смеялся на палубе «Энтерпрайза», когда корабль летел к Ферт-оф-Клайд. Они все работали как сумасшедшие, окрыленные успехом. Все лица, на кого бы он ни посмотрел, светились от счастья. Он собирался вознаградить своих подвижников, выплатив им премиальные, а теперь половина тех, с кем он вместе трудился над проектом, были мертвы, и погибли они, возможно, по той лишь причине, что работали на него. Да будет мир их праху.

Он еще помнил сияющее лицо Дженни, но, увы, воспоминание это было лишено конкретных деталей. Неужели он успел полюбить ее в течение тех месяцев, о которых ничего не помнил? Разумеется, он ее любил. Она была его сестрой в том смысле, в каком Кири не могла быть, поскольку он и Дженни росли вместе. Но любил ли он Дженни так, как любил Марию? Это казалось невозможным.

Оглядываясь назад, Адам понимал, что давно уже принял решение никогда не жениться, потому что не хотел передавать по наследству своим детям позорное клеймо полукровки. Хотя он и стремился обрести подругу жизни, обрести семью, он предпочитал никому не показывать, что индийское начало в нем проявляется не только в цвете его кожи или чертах лица. На каком-то глубинном, бессознательном уровне он уверовал в то, что, раскрыв свою суть, он подпишет себе приговор, и по этой причине он всех, даже близких друзей, держат на расстоянии. А скрывать свою суть от жены будет еще труднее.

Не потому ли он сделал предложение Дженни? Она знала его много лет и привыкла к его чудачествам, так что с ней, возможно, он чувствовал себя в безопасности.

Мария знала его лучше других, и она приняла его таким, какой он есть. Более того, кажется, ей нравилось в нем именно то, что отличало его от других. То, что раньше заставляло его чувствовать себя неполноценным.

И все же Адам отдавал себе отчет в том, что даже если он никогда не сможет полюбить Дженни так, как любил Марию, он не расторгнет с ней помолвку. И дело не в одном лишь пресловутом кодексе чести, который он никогда в жизни не преступал. Дженни любила его, и отвергнуть ее после того, как она приняла его предложение, было бы… немыслимо.

Адам стремительно развернулся и направился по коридору налево, в то крыло, где располагались апартаменты Рэндалла. Под дверью Адам увидел полоску света и постучал.

Заскрипели стулья, и Рэндалл пошел открывать дверь. За столом посреди комнаты в одних рубашках сидели Мастерсон и Керкленд. Перед ними стояли бутылки с кларетом. Друзья держали в руках бокалы.

– Вижу, вы опять что-то замышляете, – сухо заметил Адам. – Пора и мне к вам присоединиться.

Керкленд приподнял брови.

– Герцог вернулся.

– Вот уже несколько дней, как я вернулся, – заметил Адам, заходя в комнату. Взяв из рук Рэндалла бокал вина, он опустился на один из свободных стульев. Апартаменты Рэндалла были почти такой же величины, как его собственные. Поскольку родственники отказывались признать Рэндалла и в Лондоне жить ему было негде, Эштон предоставил ему эти комнаты, разрешив жить там столько, сколько захочет его друг.

– Вернулся, но не так, как сегодня, – хмыкнул Керкленд. – Мария рассказала нам, как к тебе приходила мать и как к тебе едва ли не полностью вернулась память. Перемены налицо.

Адам нахмурился:

– И в чем состоят отличия?

После довольно продолжительной паузы Уилл сказал:

– Больше острых углов. Суть твоя оставалась неизменной и когда ты совсем ничего не помнил, но теперь в твоем облике проявилась… квинтэссенция твоего опыта. – Уилл глотнул вина. – Если ты понимаешь, о чем я.

Адам осознал, что с того самого момента, как Мария нашла его, он не без успеха стремился отгородиться от мира, используя в качестве щита замкнутость, которую культивировал в себе с детства. Он постоянно был настороже, даже с друзьями. Неужели ему нравилось так жить – обособленным, отъединенным от общества?

Адам встал.

– Пойдемте со мной.

Озадаченные, но заинтригованные, друзья прошли с ним в его апартаменты. Зайдя в гостиную, Адам подкрутил лампу, чтобы горела ярче, затем вошел в свое святилище и взмахом руки пригласил друзей внутрь. Прочь формальности.

– Оплот моей тайной жизни.

Друзья слегка притихли, оглядываясь по сторонам.

– Это ведь индуистский храм, верно? – зачем-то спросил Рэндалл. Он чувствовал себя неуверенно.

– Резьба великолепна! – заметил Керкленд, пристально осматривая каждое из божеств. – Насколько я понимаю, это домашняя церковь, такая, какая бывает во многих больших домах.

– Только крестов на стенах нет. – Уилл пристально посмотрел на Адама. – Это не такой уж сюрприз, Эш. Ты никогда не делал тайны из своего индийского происхождения.

– Не делал, – согласился Адам, – но я всегда скрывал, насколько оно для меня значимо.

– Поверь нам, – с улыбкой сказал Уилл, – мы знали об этом, но поскольку ты никогда не поднимал эту тему, мы ее тоже не поднимали.

– Уилл, может, и знал. – Керкленд остановился перед статуей танцующего Шивы, восхищенно на нее глядя. – Я не могу сказать, что был столь же проницателен. Но это ничего не меняет. – Он обвел рукой статуи. – Ты был тем, кем ты был. Ты есть то, что ты есть. И я не хочу тебя другого.

Адам почувствовал, как глаза защипало. Должно быть, лампа дымит.

– Я не могу сказать, отчего почувствовал необходимость открыться перед вами. Но потребность была довольно сильной.

– Если честно, – вполне серьезно сказал Уилл, – хотя нас тебе шокировать не удалось, чужие тебе люди могли бы прийти в негодование, узнав, что ты держишь у себя в доме целый пантеон языческих идолов, которые для тебя не являются лишь коллекцией предметов искусства. Твои попечители вбивали тебе в голову, что ты должен стать большим англичанином, чем любой чистокровный англичанин, чтобы быть достойным титула английского герцога.

– Да будут благословенны подрывные методы леди Агнесс, не то нас всех скрутили бы в бараний рог и мы уже не смогли бы быть такими, как есть, – заметил Керкленд.

Верно сказано. Именно благодаря леди Агнес Адам остался верен своему индийскому наследию. Оборвись эта связь, и его рассудок, возможно, не выдержал бы свалившихся на него перемен.