Его шальное счастье - Лана Ежова

Не такой себе Эрика представляла жизнь, соблазняя зрелого мужика. Что раньше выглядело перспективным, на деле оказалось мыльным пузырем – бесспорно, радужным и красивым, но недолговечным и хрупким.

Костя стал проректором на целый день, затем авария и крушение всех планов. Инвалид-колясочник вряд ли будет работать на ответственной должности, он даже преподавать, скорее всего, не сможет.

Получается, на ее руках сразу два беспомощных человека – один годящийся ей в отцы, второй крошечный, только начинающий жить…

Что делать? Как и планировала, осенью нанимать няню и выходить на работу? А затем бежать домой и заниматься малышом и беспомощным мужем, точнее, даже не мужем. Костя только подал документы на развод.

Эрика горько улыбнулась. На то, чтобы он решился бросить жену, ушел год и тонна нервных клеток. Последним доводом стала ее случайная беременность. Лишь когда заявила, что ребенка ей заводить рано, Костя засуетился, умоляя не идти на аборт. Он хотел сына.

И она поддалась на уговоры. Вот он – поворот, который превратил жизнь в какой-то кошмар! Не надо было уводить Костю из семьи и рожать от него.

А теперь что? Врачи убеждали, что операция прошла успешно, но… Это врачи, которым заплатили много денег. Наивно хлопающая глазами дочка Кости – вот кто отлично устроился по жизни, ее мужик молод, богат и влюблен – поедает ее глазами, когда думает, что никто не видит…

В палату постучали.

– Здравствуйте, Эрика.

Бывшая супруга Кости – впрочем, какая она бывшая, если суд их еще не развел? – царственно вплыла в палату.

– Здравствуйте, – бесцветно отозвалась Эрика.

– Я принесла вещи для завтрашней выписки.

– Спасибо, – все так же холодно отреагировала молодая мать.

Елена бесила ее добротой и сдержанностью. Она помогала, хотя должна была вцепиться в волосы. Нашлась святая, которая переступила через свои обиды. Мученица… Надеется вернуть мужа? Эрика бы с радостью его сейчас отдала, если бы могла.

А ведь может… Может! Что мешает это сделать? Хочет Елена возиться с инвалидом, который предал ее, пусть себе возится. Она, Эрика, на такое не подписывалась.

Спасительная мысль. Импульсивно принятое решение, а на душе будто весна настала. Облегчение такое, будто Эрика наконец-то выплыла из омута, когда уже закончились силы барахтаться.

Постояв немного, Елена ушла. Эрика даже знала куда. К Косте. Затем она дождется, когда и малыша принесут в детское отделение, и будет долго на него смотреть. Об этом рассказала неонатолог, надеясь пробудить хотя бы ревность. Не вышло. Эрика испытывала только усталость и разочарование.

Когда медсестра унесла ребенка, Эрика набрала номер, который вбила в телефон, чтобы Костя не расслаблялся.

Его давний недруг ответил через три гудка.

– Господин Тимохин? Это Эрика. Помните меня? После защиты вы предлагали мне место на кафедре. Ваше предложение еще в силе?

Глядя на пустую кроватку на колесиках, Эрика внимательно слушала собеседника.

– Нет, господин Шалый точно не будет возражать. Мой ребенок? Не волнуйтесь, он остается с отцом. Когда вы улетаете? Документы в порядке, я буду готова.

Дышалось с каждым словом все легче и легче.

Нет, она не создана для радости материнства, сопливых детей и беспомощных мужиков пусть нянчат другие.

У нее своя дорога – новая жизнь и успешная карьера.

Потом, когда закрепится в чужой стране, она вернется и заберет своего ребенка. Наверное.

Выйдя в коридор, Эрика поймала первую попавшуюся нянечку и попросила показать, где находится кабинет старшей медсестры.

Осталось подписать несколько документов – и она свободна, как птица.

* * *

– Где же носит нашего директора? – язвительно поинтересовался Антон. – Может, он увлекся какой-нибудь красоткой и забыл о времени?

Последний вопрос произнесен, чтобы меня уязвить.

После того как я вернула кольцо, Антон со мной не разговаривал. Обиделся. Зато позволял себе подобные выпады, как сейчас, когда рядом нет Романа.

Мне стало смешно и грустно одновременно. Антон на полном серьезе считал, что имеет право строить из себя страдальца, будто мы были настоящей парой, а я предала влюбленного в меня парня…

В конференц-зале нас собралось меньше, чем раньше: Макс болел, не пришли старший Ларионов и еще нескольких рекламщиков. Зато присутствовал начальник безопасности Никита Макарович, подтянутый брюнет с сединой на висках. Он периодически внимательно посматривал на собравшихся, будто сканируя на предмет преступных мыслей. Даже Антон ежился под его строгим взглядом, словно чувствовал за что-то вину.

Наверное, я была в числе немногих, кто ощущал себя прекрасно в компании безопасника. И не потому, что я в близких отношениях с генеральным. Никита Макарович был тем человеком, которого Роман попросил присмотреть за мамой в ночь, когда делали операцию отцу. Почему-то военный в отставке решил продолжить опеку, и я часто видела его рядом с мамой.

Он был с ней и в день выписки молодой семьи: отца, его ребенка и Эрики. Правда, последней уже в больнице не оказалось – сбежала, написав коротенькую записку с объяснением. Мол, у нее все впереди, и тратить жизнь на инвалида с ребенком она не собирается.

Было мучительно больно видеть растерянность отца и колебания мамы. Как настоящая героиня, она хотела броситься на помощь вопреки своим интересам. Подозреваю, не позволил Никита Макарович, который быстро все организовал: и сопровождение отца домой, и няню для ребенка. Он же занялся вопросом восстановления после операции, порекомендовав специалистов, которые за два месяца поставят на ноги. Врачи обещали, что осенью проректор Шалый приступит к исполнению своих обязанностей.

Интересно, если бы Эрика об этом знала, то осталась бы или все равно ушла?..

Одно радует: моя семья обошлась малой кровью.

Я задумалась и пропустила появление Романа. Он вошел в конференц-зал, собранный, мрачный, чеканя шаг. В руках его пестрела стопка продолговатых коробочек. Конфеты?..

– Я собрал вас, чтобы обсудить возникшую проблему.

Обойдя стол по часовой стрелке, Роман напротив каждого положил коробку.

Шоколадные конфеты «Фэнтези». О, знакомый водяной! Почему Роман не сообщил, что коробку для разрабатываемой линии уже отпечатали?

Стоп… Это не мой водяной. Похож, но это убожество с нарушением света и тени – не мое! Здесь даже фон старый, а не переделанный.

Гулкий стук сердца звучал в ушах, когда я посмотрела на коробки моих соседей.

Кащей и Змей-Горыныч были мои и одновременно не мои… Будто поверх моих артов прорисовали нечто иное.

Тишину, заполнявшую конференц-зал, можно было потрогать руками.