Гуманитарная повестка российских СМИ. Журналистика, человек, общество - Татьяна Ивановна Фролова

Национальная модель формирующегося гражданского общества в России тесно связана с ее историей и существенно отличается от западной модели. В Западной Европе этот процесс происходил в течение нескольких веков путем накопления демократических традиций, экономических и политических свобод. В России до XX в. фактически сохранялись феодальные отношения, отсутствовали горизонтальные связи, культура социального взаимодействия. Третье сословие сформировалось только во второй половине XIX в. В отличие от Запада носителями либеральных идей была не буржуазия, а дворяне, русская интеллигенция. Потребность в гражданском обществе остро проявилась в постсоветское время. Стране нужна была структура, которая бы уравновешивала силу государственной власти и противостояла ей – с одной стороны, и была бы средой формирования общенациональных ценностей, создавала традиции демократического участия, включая информационное113, -с другой. В России появились сотни и тысячи некоммерческих организаций, но реальное влияние и известность получили только два-три десятка из них114.

Масштабное исследование, проведенное Фондом общественного мнения (мегаопрос – 34 тыс. граждан, 68 субъектов РФ), показало, что социальную базу российского гражданского общества составляет не менее 90 % взрослого населения. Однако тех, кто реально вовлечен в современные гражданские практики, немного («ядро» – 7,7 %); еще 26,6 % близки к ним и лишь 8,8 % входят в группу «аутсайдеров», не обладающих никакими признаками принадлежности к социальной базе. Потенциал роста, следовательно, имеется115. Принимая во внимание, что конкретные результаты других исследований могут давать иные цифровые показатели, мы все же склоняемся к предположению, что их общие конфигурации тяготеют к подобным данным. Смысл отсылки в том, чтобы подтвердить наличие значительного потенциала и указать на желательность различных коммуникационных инструментов, способствующих вовлечению россиян в различные виды социальных практик116.

Другое обстоятельство, связанное с новейшей историей развития гражданского общества в России, – сложные отношения между СМИ и НКО в течение последних двух десятков лет117.

Медиаистория НКО может быть рассмотрена в двух ракурсах, отражающих различные полюса коммуникативного поля и представляющих совокупную гуманитарную повестку массмедиа. С одной стороны, это собственная информационная активность гражданских структур, с другой – освещение их деятельности в традиционных СМИ. И в одном, и в другом случае профессиональные журналисты способны сыграть определенную роль, и это формирует множественность их задач по отношению к гражданскому сектору. В первом случае НКО, выступая как субъект информационного производства, в 1990-е гг. создали особый сегмент медиарынка – так называемую «некоммерческую прессу» (правильнее было бы назвать ее прессой некоммерческих организаций): сотни малотиражных газет и журналов, отражавших внутреннюю жизнь общественных организаций. «Казалось бы, огромная сила, огромное сообщество – впору говорить о новом сегменте на информационном рынке. <.> К сожалению, прессе общественного сектора пока более симпатична скромная ресурсная позиция»118 – так оценили «малую прессу» НКО эксперты. Не получив общественного признания, эти издания все же сыграли определенную роль в развитии гражданского сектора.

Параллельно активисты, издававшие эти газеты, стремились найти взаимопонимание у журналистов, однако дружественных или хотя бы партнерских отношений между ними не сложилось: «В итоге то, что реально делают некоммерческие организации, известно лишь узкому кругу, и то часто лишь волею случая. А у журналистов при фразе “общественные организации” рисуется в голове жуткий монстр, полученный в результате скрещивания структур для отмывания денег с объединениями пенсионеров»119 – продолжали сокрушаться эксперты. В качестве объекта журналистского внимания НКО, следовательно, также не снискали успеха – что впоследствии отразилось на их эффективности и общественной идентификации не лучшим образом120.

Однако НКО не оставили попыток выйти в открытое информационное пространство. На помощь им пришел Интернет121. Реальную силу и значимость НКО обрели, только прочно обосновавшись в сетевом пространстве и развив практики самостоятельного, «внежурналистского», взаимодействия с обществом. Они создали свои сайты и стали использовать их как СМИ, а также реализовывать свои информационные проекты, активно работая в социальных сетях122. «Сами себе СМИ», – констатировали эксперты123. Сейчас эта деятельность завоевала большую популярность. Векторы развития гражданского общества и новых информационных технологий пересеклись в точке, очень важной для российского общества и журналистики.

В традиционной журналистике, однако, заметных сдвигов не наблюдается, отношения некоммерческих организаций и СМИ остаются непростыми. Проведенные исследования показывают, что только 10 % журналистов активно поддерживают гражданские структуры. В начале 1990-х гг. 60 % журналистов считало важной задачей содействие гражданскому сектору, но сейчас так считают только 30 %. Публикаций в ведущих газетах, где упоминаются общественные организации, менее 4 %. В основном это структуры, связанные с органами власти, например, Общественная палата или Общественный совет при Министерстве обороны. Необходимо отметить, что социальная инфраструктура находится в состоянии значительной дезорганизации, отчасти архаичности, и это создает для людей много острых проблем, которые решаются очень медленно и непоследовательно. Между тем НКО, связанные с решением повседневных проблем граждан, в прессе почти не упоминаются. Текстов, целиком посвященных гражданским организациям, и того меньше – едва набирается 1 %124. Но и они часто связаны со скандалами, сенсациями или юбилейными датами125. Такая тактика создала искаженный медиаобраз некоммерческих общественных организаций, сделала отношения между гражданскими активистами и журналистами отнюдь не партнерскими; и эта ситуация все еще актуальна для российской журналистики. Особое сожаление по данному поводу обусловлено тем, что история отечественной журналистики изобилует примерами противоположного свойства126.

К счастью, в последние два-три года в медиаистории НКО наметилось оживление. Гражданские организации, развивая активность в сетевом пространстве, смогли достичь заметных результатов – и в политической сфере, и в социальной. Протестные акции изменили политическую жизнь страны в период выборов парламента и президента (2011–2012 гг.). Митинги и массовые акции, инициированные в сети, не повлияли на итоги голосования, но сказались на умонастроении граждан. И хотя сегодня уличные протестные выступления переживают спад, готовность людей к гражданским действиям стала выше. В этой связи следует обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство: в последние месяцы в публикациях СМИ наметилось противопоставление двух плоскостей, в которых развивается гражданство, – политической и социальной. Для теоретиков гражданского общества такая дихотомия не новость: polic и civitas, представления о «политическом» и «цивильном» гражданстве127, восходящие к античной эпохе, – стержень многовековых дискуссий, интеллектуальная история которых не только «спор о словах», но и спор о судьбах многих людей, приведший к идее «глобального гражданского общества». Российская социальная история – яркая, предельно заостренная иллюстрация подобных дискуссий. Сегодня мы наблюдаем, как этот вечный спор переносится в медиасреду, свидетельствуя о том, что в нашей стране все еще сохраняется существующий на протяжении веков глубокий разрыв между реальной государственной социальной политикой и идеями гражданственности, развивавшимися в среде российского либерализма, – с одной стороны, и между гражданской элитой и широкой демократической массой – с другой.

Гражданские приложения. Понятие «гражданские приложения» утверждается в