Частная жизнь адмирала Нельсона - Кристофер Хибберт

Нельсон же так и вообще кипел от ярости. «Ненавижу героев бумаги и пера, — пишет он леди Гамильтон. — Британский флот — вот лучший переговорщик в Европе… Замыслы твоего Нельсона смелы и решительны — и очень масштабны».

Призывая к немедленным действиям, Нельсон, однако же, внешне сохранял невозмутимость. Вернувшись к себе на корабль, он написал вполне сдержанное, при всей своей прямоте, письмо командующему, где обосновывал свою позицию.

«Чем больше я размышляю, тем сильнее укрепляюсь во мнении, что мы должны атаковать противника незамедлительно, не теряя ни минуты. С каждым днем, с каждым часом враг будет становиться сильнее и сильнее, и такого удачного момента, как сейчас, может и не быть… Вам выпала честь, которая никогда еще не выпадала на долю английского офицера. От Вашего решения зависит, упадет ли наша страна в глазах всей Европы или высоко, как никогда, поднимет голову.

Повторяю, никогда еще наша страна не зависела в такой степени от успешных действий своего флота, как сегодня…

С моей точки зрения, самые решительные действия — одновременно действия самые надежные. Нация требует наиболее энергичного и разумного использования своей силы. В выполнении Вашей высокой и трудной миссии, дорогой мой сэр Хайд, Вы всегда можете рассчитывать на поддержку Вашего верного и покорного слуги Нельсона-и-Бронте».

Командующему пришлось уступить такому напору. Одобрив идею прямого нападения на Копенгаген, он отдал флоту распоряжение пройти узким проливом, отделяющим Эльсинор от шведского побережья в районе Христианстада. Далее Нельсону во главе отряда судов с мелкой осадкой предстояло, лавируя между отмелями, пересечь канал и выйти непосредственно к Копенгагену. Самому же Паркеру с оставшимися силами следовало поддерживать наступление с севера. Прежде чем рассечь флот таким образом на две части, Паркер с Нельсоном отправились на шхуне разведать городские укрепления — как природные, так и рукотворные. Они производили внушительное впечатление, пожалуй, даже более сильное, чем могло сложиться из доклада Николаса Ванситтарта. За растянувшейся вереницей пришвартованных кораблей, килекторов (плавучих грузоподнимателей) и пушек на плавающих платформах на некотором возвышении стояла береговая артиллерия и примерно семьдесят орудий форта Трекронер, прикрывающего северный фланг датского флота. Калибр орудий был больше британского, а иные пушки могли, по слухам, стрелять сорокафунтовыми ядрами. Но Нельсон и бровью не повел. Его расчеты были обучены вести бортовой огонь с такой скоростью, какая береговым батареям и не снилась. Да, оборонные сооружения, признавал он, выглядят устрашающе, но «только в глазах новичков в военном деле, но я, имея в своем распоряжении такие боевые корабли, справлюсь с ними». Тем более Паркер собирался усилить его еще двумя фрегатами, тем самым, правда, ставя себя в исключительно опасное положение в случае подхода русских или шведских кораблей.

Сам Нельсон перебрался со «Святого Георгия» на «Слона», корабль с более низкой посадкой и потому не так сильно рискующий ободрать дно в узком проходе к востоку от отмелей, где швартовались датские суда. «Наконец-то Паркер понял: твой Нельсон именно тот человек, на которого можно положиться, когда дело плохо, — самодовольно писал он леди Гамильтон. — Если он когда и отзывался обо мне дурно — с легким сердцем прощаю. Нельсон должен либо быть среди первых, либо пасть в бою».

В полдень 1 апреля 1801 года Нельсон пригласил на обед капитанов подчиненных ему кораблей. За столом собрались: Томас Фоли, командир флагмана «Слон», оказавшегося в свое время в авангарде английского наступления на Ниле; Томас Томпсон, командир «Беллоны», также участник Нильского сражения; Томас Харди со «Святого Георгия»; Томас Фримантл с «Ганга», еще один член нельсоновского «Братства»; контр-адмирал Томас Грейвз, как и Нельсон, сын приходского священника, первый после него по старшинству офицер этой половины флота — командир «Яростного». Помимо них в кают-компании «Слона» находились начальник отряда морской пехоты подполковник Стюарт; командир десантников из 49-го полка полковник Хатчингс; наконец, морской офицер, с которым Нельсона военная судьба свела впервые, — Эдвард Риу, капитан «Амазонки», умелый моряк, прославившийся На флоте как командир судна, налетевшего на айсберг при перевозке заключенных из Ньюфаундленда в Сидней и, несмотря на значительные поломки, прошедшего после этого более четырехсот лиг до мыса Доброй Надежды. Эрудиция и характер Риу сразу произвели на Нельсона сильное впечатление. Он попросил Риу задержаться после обеда и помочь ему с Фоли составить приказы на следующий день.

По свидетельству Стюарта, Нельсон пребывал в прекрасном настроении. Иные из его сотрапезников, напротив, сильно сомневались в успехе неудержимо надвигающегося опасного предприятия. Капитан Фримантл опасался, как бы англичане сильно не задержались с атакой, дав тем самым датчанам построить неприступные защитные сооружения. Адмирал Грейвз высказался пессимистично: «Мы играем заведомо проигранную партию — впереди каменная стена». Похоже, и сам Нельсон питал некоторые опасения — он не вполне доверял лоцманам, которым — из-под палки — предстояло провести корабли мимо мелей, где датчане специально расставили бакены не на тех местах. Лоцманами являлись по преимуществу матросы из портов Шотландии, Нортумберленда и Йоркшира — главных центров торговли с Балтийскими странами: на экспорт шли уголь и чай, сахар и табак, импортировались древесина, медь и железо. Хорошо знакомые с местными водами, эти ребята, однако, выказывали, как говорил Нельсон, «весьма неприятные признаки сомнения», коль скоро речь шла о помощи соотечественникам. «Думая только о том, — продолжал он, — как бы не подвергнуть опасности собственные суда и уберечь свои тупые головы», они в один голос уныло твердили: путь через канал — предприятие слишком опасное. Отчаявшись найти в их компании надежного лоцмана, Нельсон решил поручить эту задачу капитану «Беллоны», участвовавшему в Нильском сражении (там он командовал «Дерзким») и показавшему там себя с лучшей стороны.

Тем временем капитан Харди, вооружившись длинным шестом, самолично отправился в канал замерить глубину на максимально близком к вражеским судам расстоянии. Мичман У. С. Миллард, явившийся на борт «Слона», собираясь забрать к себе на корабль («Монарх») одного из гостей адмирала — полковника Хатчингса, — слышал, как Нельсон инструктирует группу капитана Харди. Ему уже и раньше приходилось видеть адмирала, — тогда он подошел к «Монарху» на своей шлюпке.

«Направив (на нее) подзорную трубу, я разглядел нескольких офицеров, а на корме — человека в треуголке, надетой как-то необычно: сбита на затылок и немного набок, так что концы находились под прямым углом к килю. Я помчался к вахтенному офицеру и доложил — на корабль поднимается лорд Нельсон: я видел его шляпу. Мне, кажется, не особенно поверили, но тут да нас донесся чей-то высокий пронзительный голос — обладатель его, растягивая по-норфолкски слова, потребовал спустить трап».

Теперь Миллард вновь услышал этот голос.

— Весла обмотали? — спрашивал Нельсон матросов, отправляющихся на разведку.

— Да, милорд.

— Отлично. А если вас обнаружит сторожевая лодка датчан, обмотку прочь и гребите изо всех сил.