Книга Дины - Хербьерг Вассму

Фома вернулся на четвертый день Рождества и застал Лео на кухне. Лео распевал грустные русские песни, чтобы утешить расстроенную Олине. Фома сделался бездомным.

Терзаясь, он тем не менее шпионил за Диной. Прислушивался по вечерам к ее воркующему смеху, если двери между кухней и комнатами были открыты. Разглядывал следы на снегу возле беседки в преддверии новолуния. Там он открыл мучительную для себя истину. Ее поведали ему два больших талых пятна на покрытой инеем скамье. Пятна были расположены так близко друг к другу, что почти сливались в одно большое пятно. Два человека в шубах сидели на этой скамье… И ведь шубы могли быть распахнуты!..

Она привела русского сюда, где она столько раз обнажалась перед луной.

Фома незаметно отбегал от дома, чтобы посмотреть, одна или две тени видны на занавесках в зале. Но тяжелые темные бархатные шторы хранили все тайны. Наверное, теней просто не было видно из-за слабого света… Фома страдал.

Он мысленно представлял себе тело Дины в объятиях другого возле кафельной печи или в свете канделябра, стоявшего перед зеркалом. Призрак кровати с пологом мучил его день и ночь так, что он едва прикасался к обильной и вкусной рождественской пище.

Фома стал сторониться кухни. Он не заходил туда, даже если знал, что русский сидит в гостиной.

Однажды на окне в зале действительно обозначились две тени. Дина привела Жуковского к себе на седьмую ночь после Рождества. Хотя об этом мог узнать весь дом. Юхан. Матушка Карен. Страсть вела ее, как вожак ведет волчью стаю. Серый, невидимый для других, он манил ее своей красной пастью с острыми зубами и резким запахом. Презирающий смерть, голодный и неистовый.

Дина уже легла, но встала и снова оделась. Причесала волосы и вышла в темный коридор, в котором не было окон. Она прогнала Иакова за бельевой шкаф и подошла к нужной двери. Осторожно нажала на ворчливую медную ручку и скользнула в комнату.

Он ждал ее, словно верный телохранитель. Правда, без сапог и рубашки, но в брюках. Казалось, он сидел и читал, чутко прислушиваясь к каждому шороху.

Комната для гостей была предназначена только для одного человека. Тонкие стены могли выдать их Андерсу и Юхану. В зале же обе стены были из бревен. Дина загасила свечу пальцами. Быстро, даже не поплевав на пальцы.

— Пошли! — шепнула она.

И словно между ними все было давно решено, он пошел за ней.

В зале Дина со вздохом повернула ключ и отвела Лео к кровати. Он хотел что-то сказать, но она прошептала «тс-с!» у самого его рта.

В зеленых глазах мелькнул смех. Лео улыбался, но был серьезен, как молящийся Будда.

Несколько раз он закрыл глаза и кашлянул. Она подошла к нему вплотную. Но он не сразу прикоснулся к ней.

Оказалось, что старинная с пологом кровать скрипит, и им пришлось переместиться на пол. Правда, у них была перина из гагачьего пуха в чехле из тончайшего атласа и простыня.

Он утолял свой голод весело, но жадно. Смеялся, скользя в ней. Беззвучно и страстно. Словно старая гора, которая сдерживает эхо, чтобы не испугать солнце. Словно летящие облака, которые боятся спугнуть ночную росу с листьев брусники или маленьких змеенышей в горной расселине.

Она была рекой, несущей речное судно с мощным остовом. Нос судна не боялся порогов и камней. Берега реки поглощали все подряд и царапали борт судна.

Перед последним порогом, после которого его должен был подхватить водопад, дно разверзлось и судно рухнуло в пучину.

Песчаные отмели тихо что-то шептали. Река же грохотала и шумела, и берега ее были все так же ненасытны. Судно снова выплыло на поверхность. Вверх килем, без весел, но сильное и могучее. Какой-то большой зверь прыгнул на него с берега и впился в него зубами.

И Лео тут же завертелся в водопаде.

Кровать с пологом невозмутимо стояла на своем месте, словно смирилась и со своей старостью, и с выказанным ей пренебрежением.

Ей не случалось видеть ничего подобного. Она как будто даже вносила свою лепту. Ее угловые столбы и высокое изголовье пытались приглушить поющую в комнате жизнь.

Единственное, чего не могла кровать с пологом, — это удержать Иакова на расстоянии. Он, как забытый ребенок, старался протиснуться между Диной и Лео. И прогнать его было невозможно.

Иаков оставался в комнате, пока в хлеву не подали голос коровы и утро не встало зимней стеной из-за гор.

Пошли холодные дни и ночи. Небеса выворачивали наизнанку свое нутро. По краям ярко-зеленых сполохов висели красные и синие лохмотья. И все это плыло и переливалось на фоне черного звездного неба.

«Принца Густава» встретили как нежеланного морского змея.

Дина опять начала ходить по ночам у себя в зале.

Иной сыплет щедро, и ему еще прибавляется; а другой сверх меры бережлив, и однако же беднеет.

Книга Притчей Соломоновых, 11:24

Молодая портниха, которую пригласили в Рейнснес еще до Рождества, так там и осталась — выяснилось, что ехать ей некуда.

Она убрала за собой все катушки и лоскутки, подмела пол в людской. Стине застала ее одетую, с перевязанной коробкой и в слезах. С портнихой уже рассчитались.

Стине сохранила в тайне печальную историю портнихи. Но ясно было одно: нельзя выгонять человека из усадьбы под Рождество. Это стало бы известно всему приходу, и на Рейнснес лег бы позор.

Портнихе поручили вымыть пол в конторе и в лавке после предпраздничной торговли и угощения. Мало приятного мыть щербатые полы с прилипшей табачной жвачкой. Но она не жаловалась.

Проходя мимо буфетной, Дина случайно услышала разговор портнихи с Аннетте. Они говорили о Нильсе.

— Я и не заметила, как он там появился, — сказала портниха.

— Да ты его не бойся, он тут не хозяин, — объяснила Аннетте. — Прогнала бы его — да и делу конец.

Дина остановилась за дверью.

— А я и не испугалась. Просто он пришел не вовремя. Чудной какой-то. Однажды двигал там тяжелый умывальник, ну прямо как дурачок.

— Умывальник?

— Ну да, у себя в конторе. В сочельник Олине мне велела проверить, не осталось ли где огня, может, печь какая не прогорела. Не дай Бог пожар, ведь был же у вас тут пожар от молнии… Вот тогда-то я его и видела. Он задернул занавески, но щелка все равно осталась, я подошла к самому окну. Знаешь, он сдвинул умывальник с места, сел на корточки и что-то там делал в углу. А потом с грохотом поставил умывальник обратно и закурил. Ну разве умный человек будет двигать умывальник?

Наступили синие февральские дни.

Дина не постучавшись вошла в контору. Нильс приподнял голову от бумаг и поздоровался с ней. В конторе было жарко. Раскаленная докрасна печка шумно вздыхала.