Плывущая женщина, тонущий мужчина - Масахико Симада

Ты, наверно, недоумеваешь, о чем это я. Если в двух словах, корабль, на который я сел, захватила террористическая группировка во главе с американцем китайского происхождения, неким Брюсом Ли, пассажиры стали заложниками и вынуждены быть соучастниками провозглашенной им «революции в морях Азии». У меня отняли все – деньги, паспорт, одежду, я стал бесправным, абсолютно беспомощным существом.

Пассажиры были вынуждены играть с Брюсом Ли и его подручными в страшную игру, ставя на карту свою судьбу. Им не оставили иного способа определить свое будущее. Та женщина очень вовремя стала любовницей Брюса Ли и таким образом единственная из всех смогла избежать ужасной человеческой трагедии. Ты пожелала мне быть игрушкой в ее руках, но в действительности все вышло не так просто. Она и в самом деле ускорила мое падение, но сейчас мне кажется, что у нее не было специального намерения меня мучить. Она всего лишь не противилась судьбе, покорно отдавшись произволу, царящему на корабле. Нет, она как будто сама стала Фортуной, богиней судьбы. И это меня угораздило в нее влюбиться! Подумать только, я еще рассчитывал, если повезет, вести с ней вместе домашнее хозяйство! Она даже забеременела от меня. В данный момент неважно, случилось это взаправду или она разыгрывала комедию. И все-таки жаль, что она не родила мне ребенка. Я бы как раз сейчас стал отцом. Разумеется, тогда не было бы и никакого плаванья на сумасшедшем корабле. Но я поступил по воле богини судьбы, в результате нахожусь здесь, на корабле, и теперь бессмысленно рассуждать, «что было бы, если бы…». Брюс Ли оказался ловчее меня в обращении с Фортуной. Он крадет чужую удачу, чтобы простереть еще шире свою длань над морями Азии. Мне же не осталось ничего другого, как считать измену Фортуны своим спасением.

Я вызвался играть в решающей игре, чтобы отомстить Брюсу Ли за то, что он увел у меня богиню судьбы. Кроме нее при Брюсе Ли есть еще одна богиня судьбы, и я задумал склонить ее к измене. Но и тут вновь вмешалась она. Не поверишь, но она принесла в казино револьвер и, бросив вызов мне и богине судьбы номер два, предложила сыграть в русскую рулетку.

Я проиграл. В русской рулетке поражение означает смерть. И, однако, я, проиграв, остался жив. Казино сотряслось от грохота выстрела, ухо на время заложило, но голова осталась цела. Выстрел был холостой.

Будь выстрел настоящим, я бы сейчас вместе с повесившимся капитаном Нанасэ лежал на дне Японского моря. Слишком легкая смерть, пришлось бы прицепить камень побольше, чтоб я смог затонуть. Вместо этого я, как избежавший смерти и проигравший, в соответствии с договором, заключенным перед игрой, стал рабом Татьяны, экс-богини судьбы Брюса Ли. В то же время моя бывшая спутница поклялась, что, если я спущу курок, она станет моей рабой. Для меня до сих пор загадка: что у нее в голове? Подстроив все так, что я оказался на волосок от смерти, она вставила холостой заряд и спасла мне жизнь только для того, чтобы превратить в раба другой женщины, а теперь готова меня всячески опекать… Если это игра, то есть ли в ней хоть какие-то правила?

Татьяна приказала мне раздеться догола и заперла в женском туалете. Видимо, поначалу она помышляла лишь о том, как бы сильнее меня унизить. Ведь в действительности она хотела унизить Аои, свою соперницу. Нажимая на курок, Татьяна не знала, что заряд холостой, поэтому считала, что Аои над ней насмеялась. Она бы с радостью раздавила Аои, которая, пользуясь покровительством Брюса Ли, обвивалась вокруг нее, как змея, чтобы в конце концов нанести смертоносный укус. Татьяна мне приказала – издевайся над ней. Она, твоя изменница, поклялась, что станет твоей рабой, так унижай же ее в свое удовольствие. Но мне что-то не захотелось. Как будто Аои выкрала у меня и саму ненависть к ней.

И вот я изо дня в день круглые сутки просиживал на унитазе в ожидании, когда придут Татьяна или Аои. Аои с помощью прислуги дважды в день доставляла мне еду и все, чего я ни просил. По приказу Татьяны я по-прежнему должен был находиться в туалете голым, но обращение со мной стало более сносным, чем прежде. Я не был ограничен ни в еде, ни в питье, мог даже зазвать гостей и устроить вечеринку. Если выказывал желание иметь женщину, женщины всех мастей, черные, белые, желтые, удовлетворив нужду, стучались в мою каморку. Разумеется, Аои также, раздевшись догола, служила мне партнершей. В отношениях с ней я был махараджей женского туалета.

Но Татьяна «махараджу женского туалета» безжалостно низводила до «человека-свиньи». Появляясь после того, как я заканчивал есть, она говорила: «Свинья, вылизывай тарелку», и заставляла вылизывать унитаз. Если, случалось, я бросал на нее злобный взгляд, она с криком: «Как ты смеешь на меня так смотреть!», била меня ногами и, призвав гвардейца, засовывала в унитаз головой. Ей было явно не по душе, что я, как она считала, бью баклуши в туалете, она придумывала все новые и новые способы меня унизить и не успокаивалась, пока не приводила их в исполнение. Она заставила меня сбрить брови и растительность в паху, нацепила на меня ошейник и держала привязанным к унитазу. Не довольствуясь этим, она, взяв меня на поводок, водила на четвереньках, голого, по всему кораблю. А после шептала: «Сделай то же самое с Аои! Тогда и тебе в твоем унижении полегчает».

Для меня не была тайной причина ее досады. Как бы она надо мной ни измывалась, Аои от этого было ни тепло, ни холодно. Найди я в себе душевные силы вымещать на Аои пережитые унижения, Татьяна бы наверняка успокоилась, но в тот момент, когда я спустил курок, я вступил в совершенно иной мир. Ютясь в женском туалете, я чувствовал себя преображенным, как будто спустил в канализацию свое самолюбие, а с ним и все прежде питавшие меня чувства. Поэтому раз уж я не покончил с собой от отчаяния, сколько бы Татьяна надо мной ни изгалялась, у меня и в мыслях не было затащить кого-то еще в этот тупик, обрекая разделить мою участь.

Я спал, завернувшись в одеяло, в обнимку с унитазом. Как бы там ни было, эта жизнь, постоянно бросавшая меня из рая в ад, не была скучной. Один из гвардейцев, Харуо, оказавший мне в прошлом немало услуг, увидев, до чего меня довели, посочувствовал: «Ты не совершил ничего, чтобы заслужить такое!» И добавил, что, если б ему выпало подобное, он бы взбунтовался. Впрочем, вынужден был согласиться, что если поднять бунт в одиночку, все кончится тем, что вернут обратно на прежнее место, но продолжал горячиться: если б его раздели догола, обрили по всему телу и заперли в туалете, он бы уж тогда дал волю своей ярости, пусть бы это стоило ему жизни! По его словам, так поступает настоящий панк.

Харуо обещал переговорить с Татьяной и спасти меня. Я решил не вмешиваться и наблюдать, как все сложится. На следующий день мне дали одежду и послали в машинное отделение. В одном из его углов был устроен завод по очистке кокаина, и мне приказали работать на подхвате. За восьмичасовой рабочий день мне даже платили жалование и предоставили каюту, в несколько раз более просторную, чем туалет, но, несмотря на такое обращение, через три дня я вернулся в туалет. Дело в том, что Харуо проигрался и вместо меня три дня провел голым в туалете, где его линчевали друзья-гвардейцы. Такой вот высокой оказалась цена за мое спасение! С рассеченной губой, со вздувшимся глазом, Харуо, казалось, не мог понять причину ненависти Татьяны. «Меня-то за что?» – взывал он к ней, на что она, по его словам, сказала так: «Я не держу на тебя никакой обиды. Но ты должен раз и навсегда усвоить, к чему приводит неуместное сострадание».