Непобедимый. Право на семью - Елена Тодорова

Муж и жена. Семья. Навсегда.

Дождались.

Только, когда разъединяемся, оцениваю «свой замок». Это, конечно, совсем не то, о чем я мечтала. Однако, сейчас я задыхаюсь от раскинувшейся вокруг нас красоты. Правильно тетя Юля заметила — парк каменных скульптур. Детвора разбежалась вместе с Егоркой, и теперь мой девятиметровый шлейф подрывает ветром. Раздувает огромным белоснежным покрывалом над головами гостей.

— Все-таки классная штука этот шлейф, а? — заключает дядя Андрей. — Прям ковер-самолет!

Естественно, замечание вызывает у гостей хохот. Смеемся и мы с Мишей.

— Куда полетим? — спрашивает он.

— В небо, Непобедимый!

Он снова прижимает к себе. Касается лицом моего лица. Я прикрываю счастливо глаза и лащусь об него, словно разомлевшая от любви кошка.

— А вообще, я подумала… Своим новым сознанием Тихомировой подумала! Повышаю ставку. Мира мало! С тобой, Мишенька, хоть на Луну, — шепчу, чтобы только ему было слышно.

Ждать чего-нибудь такого же сладкого от Непобедимого, конечно же, бессмысленно. Но мне и не надо. Достаточного того, как меняется его взгляд. А уж, когда он выдыхает:

— Я люблю тебя, Полина Тихомирова.

Улетаю вместе со шлейфом. Ну и его за собой увлекаю:

— И я тебя люблю, Михаил Тихомиров, — выдаю тихо, но не менее эмоционально. Договорились ведь — на Луну. Зажмуриваясь, прижимаюсь еще крепче. — Миша-Миша, — вздыхаю, не сдержавшись.

Его это обращение почему-то всегда веселит. И сейчас не исключение.

— Полина-Полина, — отражает с той покровительственной насмешкой, которая у меня вызывает мурашки.

Плечи, грудь, спину ими обсыпает. Непобедимый замечает. Вижу, как меняется его взгляд. Становится еще на несколько оттенков темнее и в тоже время горячее. Таю под ним, как то самое мороженое, которым он всегда меня закармливал.

Застолье в сравнении с торжественной частью проходит скромнее. На террасе виллы Тихомировых. Я сижу у Миши на руках, потому что места не хватает, и второй раз за свое пребывание в Майами радуюсь тому, что «понаехавших» так много.

— Тебе удобно? — спрашиваю в какой-то момент.

Миша встречает этот вопрос таким взглядом, что мне жарко становится.

— А тебе?

— В меня что-то упирается, — выдыхаю ему на ухо и незаметно ерзаю. — Но в целом нормально. Не мешает.

Непобедимый на мой откровенный флирт вербально не реагирует. А вот физически… Притягивает меня ближе и, забивая на толпу родственников и близких, страстно целует. Мне даже неловко становится, когда осознаю, как это выглядит со стороны. Хотя гости нас, конечно же, поддерживают хлопками, выкриками и улюлюканьем.

Я так горю, кажется, ничего от меня не останется, а Миша целует и целует, накаляя градус напряжение до невообразимых высот. Вот всегда он был скуп на слова и щедр на действия.

— Наказываешь за провокацию? — шепчу, не успев отдышаться.

И, раззадоренная, прикусываю мочку его уха. Довольно наблюдаю, как на его коже выступает дрожь.

— Почему наказываю? Напротив, поощряю, — выдает, как ни в чем не бывало.

— Даже так! М-м-м… Миша-Миша, — вздыхая, не могу перестать улыбаться.

— Такое ощущение, что консулу речь ты писала, — доносится до нас басовитый голос Расула Муртазановича — мужа Мишиной бабули.

И обращается он, конечно же, к ней.

— Прям писать не писала… Но! Без меня не обошлось. Пришлось напомнить ему события двадцать первого года!

— О-о-о, — стонет тетя Полина раздосадовано, пристыженно и вместе с тем как-то необыкновенно счастливо. Впрочем, ничего удивительного. Ведь вспоминают все именно их с дядей Тимуром свадьбу. — А я-то думаю!

— И я там был! — выпаливает под общий аккомпанемент папа. — Все помню!

— Ой, да! — подключается мама. — Вот на этом берегу… Там стояла арка… Мишка такой маленький, красивый — в белом смокинге с черной бабочкой!

— Кажется, нам пора, — объявляет Непобедимый и тут же встает. Как-то так ловко меня перекидывает. Без заминок уже выносит из-за стола. — Всем спасибо. И спокойной ночи.

— А вам неспокойной! — выкрикивает Саульская. — Давайте там сестричку Егорке забабахайте! Мы за ним пока приглядим.

— Мурка, — в коротком оклике дяди Ромы столько веса. — Вот куда ты, мурка… — вздыхает в конце, оставляя фразу оборванной. — Без нас разберутся.

— Да? — восклицает та. — А что ж ты не придерживался этой теории, когда вызывал Непобедимого во Владивосток?!

— Юля, ша, — затыкает ласково и грозно.

Как всегда, в общем. А у меня отвисает челюсть. Да и у остальных та же неоднозначная реакция стынет на лицах.

— Дядя Рома! — верещу я.

Пытаюсь соскочить с Мишиных рук, но он, рассмеявшись, совершает резкий поворот. Раскручивает меня до головокружения, а потом быстро взбегает по ступенькам в дом.

Шлейф от платья отстегнули еще в замке, сразу после длительной фотосессии, которая для Тихомирова стала наибольшим испытанием. И теперь ничто не мешает ему донести меня до спальни, прежде чем я успеваю опомниться.

— Это правда? — выпаливаю, когда уже на кровать опускает.

Миша не отвечает. Провернув меня, бесцеремонно расстегивает платье. Да так ловко, словно перед этим именно на этой модели для него кто-то инструктаж проводил. Лишь выдыхаю шумно, когда оказываюсь голой по пояс. Рывок — и вовсе задыхаюсь. Потому что Тихомиров ставит меня на колени и стягивает дорогущее дизайнерского платье, которое за два с половиной года грозило превратиться в раритет.

— Порвешь же… — шепчу машинально.

— Извини, — выдыхает мне в затылок, вызывая бешеный полк мурашек. Стону, пока не прижимается губами. Тогда замирая, цепенею от яркой вспышки такого простого удовольствия. — Все, убрал твое платье. Расслабляйся.

— Легко сказать… Я уже, как оголенный провод…

— Значит, будем разряжать, — бормочет так близко, что у меня волоски на коже дыбом встают.

Слышу шорохи, когда он скидывает свою одежду. Почему-то эти звуки сейчас воспринимаются чересчур остро. То и дело вздрагиваю. А уж когда Миша прижимается голой кожей, протяжно стону. Меня накрывает его силой, запахом и каким-то подавляющим стремлением доминировать. Он все делает сам — возбуждает, ласкает, распаляет до необходимой кондиции. Я лишь дрожу и постанываю, изнывая от предвкушения того момента, когда наши тела, наконец, сольются.

Не остается не единого сантиметра плоти на моей спине, ягодицах и между ног, где бы ни прикоснулись его губы и язык. Но, прежде чем войти, Миша все же переворачивает меня и укладывает на спину. Терзает взглядом, а после и ртом… Жестковатыми поцелуями по груди доводит практически до исступления. Я уже скулю и что-то нечленораздельно мычу. А когда толкается и заполняет собой, моментально взрываюсь.