Северная корона. По звездам - Анна Джейн

– Поговорили? – спросила ее подруга Катя с улыбочкой.

– Поговорили. Я поговорила, он попсиховал, – с пренебрежением в голосе сказала ее светловолосая приятельница, сидящая в куче пакетов с покупками. – Ему бы в неврологию обратиться.

– Любишь ты его, я смотрю.

– Безумно люблю, – фыркнула девушка, выключая телефон – видимо, ее персональный псих принялся ей названивать для выяснения дальнейших отношений. – Рыло несчастное. А, нет, оно нечестивое. Кстати, а помнишь, ты мне говорила, что если у этого чувака, – без стеснения ткнула она длинным указательным пальчиком, который мог похвастаться безупречным французским маникюром, в статую грека с кифарой, – погладить гармошку, то сбудется желание?

– Говорила, – хмуро кивнула Катя, убирая за ухо длинную прядь темных густых волос, – и что? Хочешь загадать желание? И не гармошку, а кифару. А чувака зовут Аполлоном.

– Какая же ты зануда, – улыбнулась ее подруга. – Мне все равно, как его зовут, но было бы недурственно загадать желание. Вставай, чего расселась, малышка, пошли загадаем.

– Ты же заявила тогда, что все это ерунда? – насмешливо посмотрела на нее Катя. – Я даже могу тебя процитировать, Нин: «Какие-то умники решили приколоться и придумали эту прибаутку для слабоумных, теперь наблюдают за такими, как ты, и веселятся!»

– Не было такого, – заявила светловолосая красавица, чьи внешность и характер явно не соответствовали друг другу. Она взяла Катю за руку и потащила ее к статуе Аполлона. Марта, которую эти две девушки несколько развлекли, наблюдала, как они подходят к греческому богу, по очереди кладут ладони на корпус его кифары и загадывают желание. Через пять минут обе девушки покинули скверик, и последнее, что слышала Карлова, были слова блондинки о том, что кое-кому следовало бы купить свадебное платье не в «местных дурацких магазинчиках», а заказать у первоклассного модельера.

– Пойми, дурочка, – увещала Катю ее подруга, – такое событие бывает один раз в жизни, и ты должна на нем быть королевой.

– Один раз в жизни? – подняла темную бровь Катя. – А почему у тебя их было несколько?

– Это все обстоятельства! – рявкнула вторая девушка. – Я не виновата! Куда мне тягаться с этим безумным миром! И вообще я имела в виду тебя, однолюбку несчастную.

Девушки скрылись из виду, и Марта почему-то улыбнулась. Ей показалось, что они очень-очень хорошие подруги и, наверное, очень близкие.

Она, еще чуть подумав, воровато огляделась по сторонам, встала со своей скамейки и быстрым шагом приблизилась к статуе изящного Аполлона, который с некоторым пренебрежением, впрочем, присущим всем богам Олимпа, смотрел на скрипачку, словно зная, что и она сейчас приложит ладонь к его кифаре, чтобы загадать желание. Карлова, не отрывая завороженного взгляда от лица статуи, действительно коснулась холодной кифары и попросила мысленно, прикрыв глаза: «Пожалуйста, пусть я выиграю на конкурсе. Пожалуйста».

И почти тут же в ее мысли ворвались непрошеные слова: «И, прошу тебя, подари мне любовь! Взаимную!»

Марта отдернула руку, сама себя обругав за то, что творится в ее голове, окинула прощальным взглядом Аполлона и направилась к гостинице.

Завтрашний день у нее действительно был очень сложным. Волнение достигло своего естественного апогея, и из-за него у девушки кружилась голова. Ей казалось, что она ходит по краю бездны – вот-вот оступится и сорвется, упав и став пищей монстров; но если доберется до противоположного края, то станет обладателем чего-то ценного и прекрасного. Например, банального спокойствия, которого Марте сейчас ой как не хватало. Порой она даже думала, что лучше бы вообще нигде не участвовать и не портить себе и другим нервы – например, целому симфоническому оркестру, где, между прочими, играли не какие-то там студенты, а самые настоящие профессиональные и очень талантливые музыканты.

– Магта, милая, не волнуйтесь вы так, – очаровательно прикартавил дирижер после утренней генеральной репетиции – сам финал конкурса должен был состояться в филармонии в шесть часов. Дирижер был достаточно известным человеком как в стране, так и за ее пределами, и обаятельным симпатичным мужчиной лет пятидесяти, который очень сильно помог Марте. – Вы очень бледная. Завтгакали, надеюсь?

– Немножко, – кивнула девушка. Она и дирижер неспешно шагали по коридору.

– Надо было не немножко, а очень хогошо, – нахмурился мужчина. – Вы, по-моему, ского упадете. Кстати, милая…

– Что?

– Константин Кгестов – ваш отец, насколько я понимаю? – внимательно посмотрел на нее дирижер, продолжая все так же мило картавить.

– М-м-м, да, – нехотя и очень тихо, глядя себе под ноги, сказала Марта.

– Он мой хогоший пгиятель, – улыбнулся мужчина. – Позвонил мне еще позавчега, после последней жегебьевки, попгосил пгисмотреть за вами. Кстати, думаю, вы удивитесь, но я видел вас еще в очень юном возрасте. По-моему, вам было года тги, не больше. Но уже и тогда вы были очень хогошнькой и сегьезной. Я и ваш папа гуляли с вами по Владимиговскому пгоспекту. От него вам достались волосы и, думаю, любовь к мигу музыки. Удачи вам. Обещаю, что сделаю все, что в моих силах, для вашей победы, Магта. А теперь мне пога. Увидимся вечегом.

– Конечно, – улыбнулась ему через силу Марта, которую упоминание об отце рассердило, но виду она не подала. – Спасибо вам за заботу.

А после вновь началась сердцеостанавливающая суматоха – до заветных шести часов оставалось не так уж и много времени, а Марта выступала предпоследней – при жеребьевке, которая проводилась перед каждым туром, ей достался номер пять.

«Главное, я выступаю не первой», – подумала Марта тогда, искренне посочувствовав молодому черноволосому японцу Такаси, который вытянул первый номер. Правда, скрипач не испугался того, что ему придется выходить на сцену первым, и с хладнокровным достоинством воспринял это как должное.

Около девяти вечера девушка, чьи длинные волнистые волосы были убраны в высокую прическу, а сама она была облачена в длинное черное вечернее платье, внутренне замирая при каждом вдохе, вышла на сцену переполненной и аплодирующей филармонии; остановилась пред дирижером и деланно уверенно взмахнула смычком, не отрывая взгляда от грифа своего инструмента и касаясь кончиками пальцев натянутых струн.

Последними ее мыслями перед тем, как она начала играть, были сумбурные: «Что я тут делаю?! Боже, помоги!», а потом все думы из головы Марты пропали, словно «Концерт для скрипки № 2», принадлежащий гению Шостаковича, прогнал их далеко за горизонт сознания своей величавой энергетикой, и больше девушка ни о чем не думала.

В себя она пришла только после того, как оказалась за кулисами, рядом с умильно на нее взирающей Натальей Рудольфовной и одобрительно хмыкающим концертмейстером.

– Девочка моя, ты смогла! – обняла в порыве чувств обалдевшую Марту преподавательница. – Умница, хорошо справилась, нет, великолепно!

– Правда? – спросила Марта едва слышно. Ей казалось, что перед тем как она взошла на сцену, она умерла, а теперь вновь воскресла, пройдя сквозь своеобразное музыкальное чистилище. Она даже немного ощущала себя другим человеком, и Карловой казалось, что все, что произошло, – это сон. И когда она понимала, что на самом деле это явь, в ней морскими лазурными волнами поднимался восторг.