Родина - Фернандо Арамбуру

Солнечным утром под пение птиц за ними приехали на “рено-5”. Будет важная встреча. Больше ничего не сказали. И в самом начале пути велели надеть очки с непрозрачными стеклами. Больше часа машина петляла. Наконец – скрип гравия под подошвами ботинок, звук, который не спутаешь ни с одним другим. Не смотреть! Хосе Мари, когда они, опустив глаза, вошли в дом, под нижней границей очков сумел разглядеть рыжеватые доски и ступени.

– Теперь можно.

Пожимая им руки, Санти улыбнулся. Kaixo, сказал он, kaixo, робко и смущенно ответили прибывшие. И сразу всей встрече был задан добрый тон, потому что, как оказалось, у Санти имелись в их поселке друзья. С этого они и начали беседу. Потом он упомянул тамошние праздники и танцы на площади. Кроме того, Санти много чего знал про обоих. Хокин только рот от удивления разинул.

– Значит, ты сын мясника.

Спросил, почему они сбежали из поселка. Те объяснили. А почему захотели вступить в организацию?

Хосе Мари:

– Нам стало казаться, что поджигать автобусы и банкоматы – этого мало. Мы хотим перейти к решительным действиям.

И они перешли. Еще раньше перешли. Пять дней просидели взаперти в комнатушке размером не многим больше нынешней его камеры. Три шага в ширину, пять в длину. Если и чуть больше, то ненамного. Он помнит, что там все-таки было окно, правда, так высоко, что не высунешься. К тому же оно было завешено шторой из плотной ткани темно-синего цвета, и она почти не пропускала света. Снаружи долетали какие-то звуки: детские голоса и смех, тарахтенье трактора или если не трактора, то какой-то другой сельскохозяйственной машины и удары колокола, отбивавшего часы – иногда далеко, иногда близко, в зависимости от того, откуда дул ветер. Время от времени кричал петух.

Обучение обращению с оружием? Это было интересно. Хотя теоретическая часть привлекала их меньше. Но, по крайней мере, у них появилось дело. Занятия вел инструктор в черной маске. В первые два дня он являлся в футболке и шортах. Инструктор отлично соображал во взрывчатых веществах, а вот автомат собирал и разбирал с большим трудом. Рядом постоянно торчал – присматривая за ними – тип, отвечавший за логистику, его кличку Хокин втихаря переиначил на Беларри[74], потому что у него были огромные уши. Хосе Мари, разговаривая с ним, не мог заставить себя отвести от них глаз. В тот день, когда они дошли до автомата, наблюдающий вмешался, потому что тип в маске совсем опозорился.

Лучше шло дело на занятиях по стрельбе. Помню, как мы выстрелили из пистолета калибра 7,65 мм. Пиф-паф.

Беларри просто обалдел:

– Ну, парни, язви вашу душу, где это вы научились так стрелять?

Потом они стреляли еще из браунинга, СТЕНа и “Фаерберда”, последний был с глушителем. Бах-бах! Одно удовольствие. Беларри только глазами хлопал, но особенно его поразил Хокин, который ни разу не промахнулся. Как считает Хосе Мари, именно благодаря этому – поскольку Хокин зарекомендовал себя как отличный стрелок – Хокина и привлекли к делу раньше, чем его самого: видно, понадобилось срочно заменить кого-то из выбывших. Расставание, как уже было сказано, стало для Хосе Мари тяжелым ударом.

Чтобы спастись от одиночества, можно было встречаться с Колдо, который в то время жил поблизости. Но ему не хотелось. Как-то раз они с Хокином столкнулись с Колдо уже во Франции, в баре города Бреста. Во черт! Да, они посидели поговорили, но и выражения лиц, и слова, и тон были совсем не такими, как в прежние времена, когда они втроем жили на съемной квартире в поселке.

– Вы уж, ребята, зла на меня не держите. Я ведь и не надеялся живым оттуда выбраться.

– Да ладно, проехали. Скоро мы их самих полечим тем же лекарством.

Пошутили, договорились пересечься как-нибудь еще, но на самом деле ни о чем конкретно так и не условились. Они ему не доверяли.

– Это проще простого.

– Да, я войду с пушкой, а вы ждите снаружи. Надо же мне когда-нибудь начинать.

Поговаривали, что тот тип торгует наркотиками. Организация подтвердила это и составила официальное сообщение, которое планировалось через несколько дней опубликовать в “Эгине”. Предполагалось, что ekintza[75] будет быстрая и легкая, ничего особенного, зато вполне годилась, чтобы проверить силу собственного характера. Так сказал ему Пачо – чтобы успокоить? – но ведь так оно и было на самом деле. Хосе Мари часто вспоминал тот случай, потому что для него он стал первым – первым убийством. И крещением чужой кровью. А что было до того, почти стерлось из памяти. Забылись многие детали даже из самых первых терактов. Да и дела-то были ерундовые – подрывы, налеты. Но вот то, что произошло в баре, до сих пор стоит перед глазами. Не из-за убитого. На жертву ему было плевать. Меня посылают казнить такого-то, и я казню такого-то, кем бы он ни был. В задачу исполнителя не входило думать или чувствовать – только исполнить приказ. Этого не понимают те, кто нас осуждает. Журналисты, например, назойливые мошки, которые только и ждут случая, чтобы спросить, а не раскаиваемся ли мы. Другое дело, когда об этом спрашиваешь себя сам, оставшись в камере один. Случаются такие дни, когда совсем тоска заедает. И чем дальше, тем они случаются чаще. Да, черт возьми, слишком много лет он провел взаперти.

Им передавали нужную информацию вместе с фотографией. У объекта огромный нос и большие усищи – ни за что не обознаетесь. Тот мужик, тридцать – тридцать пять лет, держал бар, скорее даже паб. Иногда сам стоял за стойкой, иногда его заменяла какая-то женщина. Женщина их не интересовала. Заведение располагалось на довольно тихой улице. Охрана? Какая там, на фиг, охрана! Уйти оттуда тоже не составит труда. Прав был Пачо, когда утверждал, что дело проще простого.

Иногда они бросали жребий – кто и за что будет отвечать. На этот раз обошлось без жребия. Хосе Мари настоял, что приказ выполнит именно он и никто другой. Чтобы поддразнить его, Чопо все-таки предложил бросить кости.

– Нет уж, хрен вам.

– Хорошо, валяй.

Он войдет в бар, Пачо останется ждать на улице, будет сидеть за рулем машины, чтобы обеспечить отход, потому что из них троих он водит лучше всех. Как и было сказано – дело проще простого.

Спали на тюфяках в квартире, куда их направили накануне. Сейчас Хосе Мари не помнит, чтобы ночью ему снилось что-то, связанное с предстоящим заданием. В квартире имелся телевизор, они поужинали тем, что нашли в холодильнике, посмотрели фильм. Вот и все.

Да и утром он не сказать чтобы сильно нервничал, во всяком случае, изображал перед товарищами полное спокойствие, особо при этом не напрягаясь, а они были для него именно товарищами, а не друзьями. Он вдруг снова почувствовал то самое напряжение, какое обычно испытывал за несколько часов до важного гандбольного матча в дни, когда предстояло играть в составе своей команды. В таких случаях Хосе Мари почти ни с кем не разговаривал и не любил, когда к нему обращались, в первую очередь чтобы не расслабляться и максимально сконцентрироваться.