Прекрасная изменница - Барбара Доусон Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страх не отступал. Можно не одобрять поступки Гранта, но смерть – это невозможная, недопустимая расплата за прошлое. А если быть совсем честной, то в сердце ее все еще жила любовь. Ведь Грант… отец Люсьена.
А что, если она забеременела?
Признается ли она Гранту на этот раз? Разрешит ли вернуться в свою жизнь… законным супругом?
Размышления Софи прервал дворецкий.
– Ваша светлость, я привел девушку.
Софи подняла голову и за спиной Фелпса увидела переминавшуюся с ноги на ногу толстую молодую буфетчицу.
– А, Элис. Входи же!
Девушка сделала шаг и остановилась. Пышный белый чепец лишь подчеркивал унылую невыразительность простого лица и застывшую в глазах тревогу. Чересчур полная грудь с трудом умещалась в корсаже.
– Выполняй приказания герцогини! – строго напомнил дворецкий. – И не тяни время: в кухне много дел!
Нервно теребя складки серого платья, Элис поспешила войти. Фелпс с подозрением посмотрел ей вслед. Презрительно сжатые губы выражали неодобрение: разве можно допускать в верхние покои мелкую прислугу?
Высокомерие и грубость покоробили Софи. Старик становился поистине невыносимым. Пришла пора поговорить с Хелен о его увольнении.
– Спасибо, Фелпс, вы свободны.
– Позволите заметить, ваша светлость, что ее помощь необходима внизу…
– Я помню о сегодняшнем приеме, – холодно оборвала его герцогиня. – Да, кстати: мистер Чандлер не сможет приехать, так что вычеркните его имя из списка гостей. А теперь попрошу удалиться и плотно закрыть дверь.
Дворецкий бросил на буфетчицу настороженный взгляд, чинно поклонился и вышел из комнаты.
Пытаясь прогнать раздражение, Софи глубоко вздохнула. Молодая служанка смущалась и испуганно озиралась, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Казалось, одно неосторожное слово способно обратить ее в бегство.
– Иди сюда, – приветливо позвала госпожа. – Присядь на минутку.
– Сесть? Мне?
– Конечно. Здесь тебе будет удобнее. – Смягчив неожиданное приглашение теплой улыбкой, Софи подвела служанку к креслу у камина. Элис села на самый краешек.
Софи села напротив.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, ваша светлость.
– На каком же ты месяце, милая?
Элис вскочила.
– Миледи?
– Но ведь ты в положении, разве не так? Потому и упала вчера в обморок. – Софи всего лишь высказала предположение, однако реакция девушки подтвердила ее правоту.
Глаза девушки наполнились слезами.
– Прошу, не увольняйте меня, ваша светлость! Я могу работать! Обещаю! Только не выгоняйте на улицу! – Элис отчаянно зарыдала и спрятала лицо в складках передника.
– А я и не собираюсь. Кто отец ребенка?
– Не смею… не смею сказать…
– Мистер Эллиот Рамзи?
Элис зарыдала.
– Мистер Рамзи силой овладел тобой?
– Силой? Нет, что вы! Он джентльмен.
«Джентльмен». Нечего сказать, кузен тщательно выбирал жертву. Окажись он рядом, Софи с радостью разбила бы о его голову вазу.
– А ты сказала ему о своем положении?
Элис вздрогнула.
– Не смогла.
– За последние несколько месяцев ты сходилась с другими мужчинами? Скажи правду.
– Что вы, ваша светлость! Мама воспитала меня хорошей девочкой!
Софи поверила. Элис выглядела так, как и должна была выглядеть бесхитростная деревенская простушка. Негодяй Эллиот воспользовался беззащитностью!
О браке не приходилось и думать. А это означало, что будущее Элис покрыто мраком. Едва потеря невинности обнаружится, ни в один приличный дом ее не наймут.
Софи не могла не пожалеть бедняжку. Беременность должна проходить в радостном ожидании, а не превращаться в период ужаса и унижения. И все же как страшно, должно быть, оказаться перед неизвестностью и понимать, что будущее крошечного существа зависит лишь от тебя одной! Софи и сама могла оказаться в подобной ситуации. Снова…
Но она защищена богатством и привилегиями. Можно скрыться в огромном герцогском поместье и там ожидать рождения малыша. Да, придется столкнуться со сплетнями и открытым осуждением, но теплый кров и сытный стол никто не отнимет.
Устыдившись собственного эгоизма, Софи спросила:
– А ты уже решила, что будешь делать, когда беременность станет заметной? И потом, когда ребенок родится? Сможешь вернуться к родителям?
– Нет, мэм. Отец возьмет палку и отдубасит меня. – Сама того не замечая, Элис положила руку на живот. – Страшно за маленького.
Ответ все решил. Едва Эллиот вернется, Софи с ним поговорит.
– Не бойся, Элис. Непременно позабочусь и о тебе, и о ребенке. Даю слово.
В заплаканных глазах мелькнула искра надежды. Служанка упала на колени и почтительно поцеловала подол платья госпожи.
– О, ваша светлость! – воскликнула она сквозь рыдания. – Да благословит вас Господь!
– Моя поддержка имеет цену. Взамен надеюсь на твою помощь в одном важном деле.
– Да-да, мэм! Сделаю для вас все, что угодно!
– В таком случае подробно расскажи все, что помнишь, о том дне, когда смертельно заболел герцог.
13 декабря 1701 года (продолжение)
Уильям встретил меня с удивлением и обожанием. О, как же хорош он был в дорогом расшитом наряде! Сказал, что собирался уходить к друзьям, но с радостью изменит планы на вечер. Следующие несколько часов прошли словно в сладком сне. Мы говорили и говорили – обо всем и ни о чем. Целовались, осыпали друг друга ласками и… больше ничего не скажу, потому что даже воспоминания заставляют краснеть от счастья.
Самое прекрасное заключается в том, что возлюбленный получил небольшое наследство и теперь может позволить себе жениться. А потому планирует наш побег.
Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд
В Лондон Грант вернулся лишь к ночи. Увы, поездка в графство Суррей оказалась совершенно напрасной.
Усталый и раздраженный, он спрыгнул с высокого сиденья ландо, бросил поводья подбежавшему груму и по дорожке темного сада направился к дому. Весь обратный путь прошел в размышлениях о собственной глупости.
На месте раскопок Эллиота, разумеется, не оказалось. Мистер Рамзи уехал в город на званый ужин, о котором Грант совершенно забыл.
А забыл потому, что мысли сосредоточились исключительно на Софи. Слишком долго он сопротивлялся инстинктивным сомнениям в ее вине. Она не способна на убийство. Разговор о Рэндольфе окончательно открыл Гранту глаза. Как можно было подозревать герцогиню в злодействе? Разве такая чистая, безыскусная душа в состоянии таить ненависть?