Время камней - Михаил Ежов

— Теперь ты понял? — проговорил Мануол, пристально гладя Сафиру в глаза своими вылупленными фонарями.

Тот кивнул. В его душе царило смятение: изменилось представление лорда Маграда о мире, его устройстве. Видения стали для Сафира настоящим откровением. Несмотря на то что страха перед смертью больше не было, его обуревали самые противоречивые чувства, в которых ему еще предстояло разобраться.

— Тогда нам пора! — с этими словами ленивец указал когтем вниз, лорд Маград опустил глаза и увидел в темноте едва различимую светящуюся точку.

— Что это? — спросил он.

— Выход! — Мануол вновь вцепился в вернувшуюся из небытия одежду Сафира.

Они падали вместе. Светящаяся точка все росла и росла, пока не превратилась в отверстие двадцати футов в диаметре. Мануол и Сафир выпали из нее, и ленивец, быстро обернувшись ящером, подхватил лорда Маграда и понес к скалам, на которых стоял Дьяк.

Сафир видел, как в полете они обогнули замершую фигуру хэрда, походившего на гигантскую изогнутую колонну. Он не понимал, почему они, выпав из него, очутились в воздухе, а не на земле (ведь почти все тело змея покоилось в песке), но решил, что здесь не обошлось без волшебства, и не стал задавать вопросов.

Мануол аккуратно поставил Сафира на скалу рядом с Дьяком, и тот встретил его с улыбкой.

— Готов ли ты познать магию? — спросил колдун.

— Да, атаи! — ответил Сафир, склонившись. Он признал мудрость своего учителя и жаждал проникнуть под его руководством в другие, наверняка не менее волнующие тайны вселенной.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Дьяк. — Я тоже считаю, что время пришло. Мы возвращаемся, — сказал он Мануолу, и ленивец-ящер подставил свою спину, чтобы они могли разместиться между огромными кожистыми крыльями. — Домой! — велел Дьяк, и они взмыли в лазоревое небо.

* * *

Карета катилась по тракту, мягко покачиваясь на рессорах. Ее отделка и размеры недвусмысленно говорили о богатстве владельца, а позолоченные гербы на дверцах еще и о его высоком титуле.

Казалось бы, отправляться в путь через леса в таком роскошном экипаже было верхом неосторожности, но тридцать всадников, облаченных в добротные доспехи и вооруженных до зубов, могли дать отпор не только банде грабителей, но даже отряду наемников.

Маэрлинна сидела по ходу кареты, закутанная в толстый шерстяной плед, и дремала со страдальческим выражением на лице: несмотря на отличную балансировку экипажа, выдержать столь долгий путь по не самой ровной дороге было нелегко.

Ирвин расположился напротив нее. Он перечитывал список вещей, которые предстояло приобрести в городе, и поминутно правил его — больше для того, чтобы занять время, чем по необходимости. С тех пор как он вернулся, они с Маэрлинной не перемолвились даже словом — пока не оказались в одном экипаже. Женщина понятия не имела, почему Ирвин отсутствовал, а он вел себя так, словно отлучался по делам. Во время совместной поездки разговор у них тоже не клеился — в основном потому, что не было общих тем для разговора. То же, что они могли обсудить, причиняло боль обоим, и ни один не испытывал желания говорить об этом. К тому же Маэрлинне было дурно от тряски и качки и она почти все время дремала.

Дважды они останавливались в гостиницах, и Ирвин нанимал кого-нибудь из местной прислуги для ухода за своей госпожой. Денег ему Дьяк дал гораздо больше необходимого, так что они ни в чем не нуждались. Кроме того, вид золотых гербов производил на людей почти магическое впечатление.

Единственный продолжительный разговор с Маэрлинной состоялся у Ирвина за день до их приезда в Маристан. Это происходило в деревне, где кавалькада была вынуждена остановиться: женщине внезапно стало дурно, и потребовалась помощь лекаря. Они задержались всего на сутки, хотя никто не заставлял их торопиться — просто Маэрлинна не хотела родить в дороге (в Казантаре это считалось дурной приметой).

Вечером Ирвин зашел к ней узнать, все ли в порядке, как делал это всегда, когда они останавливались в гостиницах. Маэрлинна сидела в кровати, опершись спиной о подушки, и играла сама с собой в го.

— Составь мне компанию, — попросила она, указав рукой на стоявший возле стены стул. — Мне немного страшно, и я не хочу оставаться одна. К тому же здесь слишком тоскливо.

— Жаль, что мы не успели добраться до Маристана, — сказал Ирвин, придвигая стул к постели.

— Ничего не поделаешь, — Маэрлинна смешала фишки, и они принялись выставлять их для новой партии.

— Ходи, — кивнула женщина.

— Как прикажете, — Ирвин взял кости и бросил на прикроватный столик. — Семь.

— Так себе, — добродушно заметила Маэрлинна. Ирвин знал за ней эту манеру — комментировать игру. Он украдкой взглянул на ее осунувшееся из-за беременности лицо. Она по-прежнему оставалась красавицей, но даже теперь, когда она носила его ребенка, он не смел подумать о ней как о женщине — только как о госпоже. Ирвин вспомнил, как боялся за нее, когда выяснилось, что барон узнал об их сговоре. Зная его нрав, он был почти уверен, что Маэрлинну постигнет страшная участь и даже ее положение не удержит Дьяка от мести. Поэтому, увидев по возвращении женщину в добром здравии, Ирвин испытал огромное облегчение. Ради одного этого стоило проделать долгий путь к Белой Башне.

Подождав, пока он сделает ход, Маэрлинна покрутила кубики в пальцах, зажала в горсти и бросила. Ей выпало всего пять очков. Вздохнув, она передвинула фишки.

— Не повезло, — заметила женщина, протянув руку за стаканом с водой. Чуть глотнув, она задумчиво поглядела на Ирвина.

Он почувствовал это, но сделал вид, что не замечает.

— Я так и не поблагодарила тебя, — сказала она тихо.

— Это лишнее, госпожа, — краснея, пробормотал Ирвин. Ничего подобного он никак не ожидал.

— Одно время мне казалось, что ты просто был рад воспользоваться ситуацией, — добавила Маэрлинна, ставя стакан на место. — Прости меня. Теперь я вижу, что ты верен моему мужу.

— Благодарю, — сказал Ирвин, не зная, куда деваться от смущения. С одной стороны, ему было приятно слышать подобное, но с друтой… Лучше бы она не заводила этот разговор!

— Твой ход, — напомнила Маэрлинна уже другим тоном.

Момент откровения и близости прошел — все было сказано, и добавить было нечего. Теперь в комнате снова сидели госпожа и ее слуга.

Ирвин бросил кости и, когда они упали, долго не мог подсчитать сумму очков.

— Восемь, — подсказала Маэрлинна. — Сегодня тебе везет.

— Да, госпожа, — взяв себя в руки, ровным тоном ответил Ирвин. — Вероятно, боги благоволят ко мне.

Если бы только Дьяк мог слышать их разговор! Барон понял бы, как преданны ему оба — и жена и слуга. И не было бы той напряженности, которую Ирвин чувствовал каждый раз, когда попадался хозяину на глаза. Несмотря на то что тот вроде бы простил его, он замечал, каким тяжелым и задумчивым взглядом провожает его Дьяк. Ему бы хотелось, чтобы тот присутствовал сегодня в этой комнате — хотя бы тайно — и слышал, как Маэрлинна говорит о преданности Ирвина мужу. Но ничего подобного случиться не могло, и оставалось надеяться лишь на то, что рано или поздно Дьяк забудет о той обиде, которую ему причинили. Ирвин желал этого всем сердцем и чуть ли не каждый день молился богам о том, чтобы хозяин простил его. Внемлют ли они его просьбам, могло показать только время.