Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не смогла.
Пегас тыкался мордой в чашу, расшвыривал брызги. Природный фонтанчик в чаше не устраивал коня. Пегас хотел фонтан больше, выше, живей. Брызги издавали явственный запах Океана. Источник Сизифу даровал речной бог Асоп, но сейчас складывалось впечатление, что Асопом был Океан – тоже река, если мыслить буквально.
Мальчик в центре мира живой жизни. Крылатый конь в подобии мира жизни мертвой. Радуга в темных небесах: трепещущий мост, натянутый лук.
Нет. Не складывается.
Пегас возбужден. В таком состоянии он всегда улетал от Афины. Почему он не улетает сейчас? Что удерживает коня на месте? И откуда, Тартар вас всех поглоти, взялся запах Океана?!
От страшной догадки Афина похолодела.
Все сложилось воедино. Сын Медузы и Посейдона, рожденный в мире мертвой жизни, взлетал, взлетал на глазах у потрясенной Афины. Для этого особенного, ранее не виданого взлета он не нуждался в крыльях. Пегас открывал Дромос, прокладывал тайный коридор из мира в мир, от городского источника туда, где он родился – на остров в Океане, место ссылки его гордой матери. Вряд ли Пегас делал это осознанно – откуда у коня разум? Должно быть, радуга и была Дромосом, связью миров. Если она проявится до конца, оформится, зазвенит от силы…
Проклятье!
Сбеги Пегас на остров, уйди в мир мертвой жизни – он станет недосягаем для Афины. Главное, он станет бесполезен для Олимпа. Даже если своевольный конь и в состоянии вернуться обратно – можно ли быть уверенным, что он это сделает? Когда? Через год? десять? сотню лет?!
Все насмарку: планы, усилия. Все, что выстрадано.
Давай, велела мудрость. Действуй, поддержала военная стратегия.
– Я здесь!
Богиня шагнула вперед, сбрасывая невидимость. Открылась Пегасу – ну не мальчишке же, в конце-то концов! – вышла на площадь, под свет луны, в блеске и силе. Лучше я просто спугну его, сказала Афина себе. Сколько раз он улетал от меня? Одним больше, одним меньше. Улетит в горы, на луга, куда угодно. Зато не покинет мир живой жизни, пределы досягаемости. Тогда у меня в руках останется возможность когда-нибудь достичь поставленной цели. Если же он уйдет во мглу Океана, какая бы причина его туда не манила – у меня в руках останется ветер, только ветер, ничего более.
– Ты видишь меня?
О, Пегас видел. И Афина видела. Запрокинув лицо к небу, она проводила взглядом крылатую тень. Белую, небывалую для черного сонма теней. Радуга к этому моменту поблекла, исчезла; запах Океана растаял без следа. Не Дромос, ведущий из мира в мир – просто полет, обычный для тех, кто рожден с крыльями.
– Я вижу тебя.
Мальчишку никто не спрашивал. Зачем он ответил? Решил, что дочь Зевса обращается к нему? Ладно, хорошо, что он напомнил о себе. Крылатый улетел, теперь разберемся с тем, кто рожден бескрылым.
– Кто ты?
– Гиппоной, сын Главка.
Называя имя отца, мальчишка запнулся. Ну да, у Главка все дети – приемыши. Те, кто постарше, успели выяснить этот прискорбный факт. Афина не помнила, есть ли у правителя Эфиры сыновья младше этого охотника на Пегаса. Еще не хватало следить за Сизифовым отродьем! Пусть даже в Главкидах течет иная кровь…
Да, кровь. Кровь прежде всего. Как он кричал белому коню? Сыну Медузы и Посейдона? Способному обогнать северный ветер и укротить гору?!
«Прекрати! Немедленно прекрати!»
Не может быть. Но Пегас перестал расти. Совпадение, пустое стечение обстоятельств. Но Пегас перестал расти. Конь уменьшился, чтобы напиться из чаши. Выйти из-под портика. Возглас смертного тут ни при чем. Но Пегас…
– Иди сюда! Быстро!
Он подчинился.
– Дай руку.
Он протянул левую руку.
– Стой, не дергайся.
Крепко взяв мальчишку за запястье, Афина ногтем вспорола ему мясистую часть ладони. Для парня это было все равно что ножом. Он вздрогнул, закусил губу. Пошла кровь: красная, бойкая. Капли упали на вытертые камни плит. Афина наклонилась к ладони смертного – еще узкой, детской, но с мозолями от оружия и поводьев. Опомнилась, скривилась от брезгливости и запоздалого стыда. Ты кто? Ты Афина? Блистательная Покровительница городов? Или ты гнусная Эмпуза, даймон с ослиными копытами, охочая до крови юношей, не вошедших в возраст расцвета? Не хватало еще, чтобы парень схватился за дешевый кулон из яшмы, отпугивающий Эмпузу! Это будет как плевок в лицо…
Пить надо с достоинством. Даже если пьешь кровь.
Богиня выпрямилась. Смочила палец, которым рассекала плоть, в красном ручейке. Лизнула, уловила вкус, задумалась. Лизнула еще разок, на всякий случай. Подставила рассеченную ладонь мальчишки под лучи Селены, небесной странницы, изучила изменения цвета.
В крови парня не было ихора. Смертный, вне сомнений.
Мальчишка не мешал, не молил о пощаде. Склонив голову к плечу, он разглядывал Афину. В глазах его блестел интерес, не сказать чтоб чрезмерный. Страх? Страх отсутствовал. Похоже, юный Гиппоной не впервые видел бога так близко. Кого ты мог видеть, дитя? Тинистого Асопа, воняющего гнилыми карасями?! Гипноса у своего ложа? Не Олимпийца же, в конце концов?!
Отложив этот вопрос на будущее, Афина отпустила тонкое запястье.
– Жди здесь, – велела она. – Убежишь, покараю.
– Я не убегу.
– Верно. Не убежишь.
– Ты тоже охотилась на Пегаса?
Это оскорбительное «тоже» заслуживало смерти. Мучительной и долгой. Не сейчас, велела мудрость гордости. Успокойся, добавила военная стратегия. Покарать ребенка за неуместное, случайно вырвавшееся слово – унизить себя стократ больше, чем просто смолчать. Ты бесишься, продолжила военная стратегия, та еще надоеда. Пегас улетел, ты была вынуждена спугнуть его. Когда что-то вынуждает тебя к действиям, не предусмотренным заранее – ты яришься, воительница. Почему? Это противно мне, твоей стратегии. Когда ты не понимаешь, что происходит – ты яришься вдвойне. Это противно ей, твоей мудрости. Я сейчас говорю за нас обеих, потому что мудрость молчалива.
Не мальчишка всему виной. Ты, только ты.
– Жди здесь, – повторила Афина.
Не оглядываясь, она пошла к источнику.
Каменная чаша. Ребристый бортик. Веселая струйка фонтанчика. Что влекло тебя сюда, Пегас? Афина зачерпнула пригоршню воды, поднесла ко рту. Вода как вода. Прохладная. Сладкая. Солоноватая. Так не бывает: и то, и другое сразу. Соль в пресной воде? Сладость – еще ладно, Асоп мог расстараться для Сизифа. Что это за вкус? Что это…
Она задохнулась, не в силах поверить.
Богиня знала этот вкус. Она узнала его только что, три десятка шагов назад. Кровь мальчишки! Откуда она в источнике?!
– Твоя кровь, – произнесла Афина, не надеясь на ответ. – Она есть в воде, я чую. Откуда она взялась?