Фрейя. Ведущая волков - Аля Файпари

Фабиан кивнул и подвинулся.

Совсем не грациозно я плюхнулась рядом, подняв облако пыли, заискрившейся в теплом солнечном свете, и положила на пол трость.

– Ник говорил, что ты очнулась, – улыбнулся Фабиан и вернулся к своему занятию. – Хорошо, что все обошлось. Признаться, я не ожидал увидеть тебя здесь. Лучше бы лежала…

– Ох, прошу, хотя бы ты не начинай, – фыркнула я, и он понимающе хмыкнул.

Кобыла с любопытством навострила уши и осторожно приблизилась ко мне, вытягивая шею.

– Как ее зовут?

– Полынь.

Я потрепала добродушное животное по нежному светлому носу, любуясь чистым лоснящимся крупом, отливающим всеми оттенками рыжего. Лошадь была вычищена до блеска, как будто ее готовили к долгой поездке.

Я перевела взгляд на седло, на висящие на дверце стойла меховушку с уздечкой.

– Ты куда-то едешь?

– Собирался, – лишенным эмоций голосом отозвался Фабиан и с еще большим остервенением начал водить пропитанной маслом тряпкой по седлу.

– Ник не взял тебя.

Он поджал губы, и на лбу образовалась глубокая складка.

– Четыре всадника – это слишком много, – пробурчал он, и я поняла, что это были не его слова.

– Не дуйся. – Я по-дружески пихнула его плечом. – Уверена, он хотел взять тебя с собой.

– Как будто я помешал бы. Ник знает, что Полынь умеет быть тихой, – продолжил ворчать он.

– Поначалу я тоже сомневалась, что троих будет достаточно, но потом признала его правоту. Он знает, что делает. Ты нужнее здесь.

Фабиан тряхнул длинными волосами и скривился, погрузившись в мысли.

Некоторое время мы сидели молча. Полынь иногда подходила к нам, тычась носом в шею хозяина, и я с улыбкой наблюдала, как ласково он обращается с лошадью. Несмотря на мою компанию, он все равно выглядел одиноким, сидя здесь, в пустой конюшне, и явно не зная, чем заняться без Ника и близнецов.

– Где твоя семья, Фабиан? – неуверенно спросила я.

Он посмотрел на меня своими бездонными, практически черными глазами, в которых прочитала ответ еще до того, как он заговорил.

– Родителей не стало пять лет назад. – Он задумчиво водил тряпкой по лукé седла. – Ник – моя семья. И те два недоумка, – поморщившись, добавил он, и мы оба беззвучно хохотнули.

– Сочувствую.

– И я тебе, – серьезно ответил он.

– Значит, мы оба одиноки, – бодро заключила я, чтобы заглушить вызванную его словами тоску, и сложила руки на груди.

Фабиан вдруг лукаво взглянул на меня.

– Да-а, – протянул он. – Но у нас есть Ник. Хотя в совершенно разном смысле. – На последнем слове он игриво подвигал бровями, широко улыбнувшись.

Я открыла рот, не зная, что на это ответить, чувствуя, как краска стремительно растекается от шеи к щекам. В конце концов я толкнула Фабиана в бок и возмущенно насупилась.

– На что ты намекаешь?!

– Ну, вы…

– Нет! Не смей! Замолчи! – воскликнула я, после чего оттолкнулась от стены и снова отпихнула его от себя. Он расхохотался, но послушно закрыл рот, хотя его глаза многозначительно сверкали. – Я ухожу, – заявила я твердо, поджимая губы, чтобы скрыть улыбку.

Кряхтя и посмеиваясь, Фабиан поднялся и подал мне руку. Я приняла ее с таким видом, будто делала ему огромное одолжение, хотя мы оба знали, каких усилий мне стоит просто встать на ноги.

Фабиан неодобрительно покосился на пропитавшуюся кровью повязку.

– Я провожу тебя, раз уж мне все равно нечем заняться.

– Так и быть, – благосклонно разрешила я. – Только проведаю кое-кого.

Пока Фабиан убирал амуницию и закрывал явно не желавшую прощаться кобылу, я направилась к последнему стойлу.

Мятеж высунул черную голову, и длинная грива соскользнула с его спины и опустилась на деревянную дверцу, отливая пламенем в редких лучах утреннего солнца.

– Скучал?

Конь ответил утробным, грудным ржанием.

Нежно-голубое небо с россыпью мелких белоснежных облаков сменилось алым закатом. Он быстро растворился в ночной черноте, которая, в свою очередь, рассеялась со следующим рассветом.

Деревня постепенно оживала. Этна оправлялись от ран, женщины возвращались к повседневным делам. Все шло своим чередом, но я слишком остро чувствовала перемены в себе.

К моим кошмарам добавился новый.

Руки, по локоть обагренные кровью. Безжизненные, навсегда потухшие глаза Хири. Звуки вонзавшихся в тела мечей захлебывавшихся в агонии врагов.

Я переступила черту, которую невозможно было провести вновь, и окружила себя призраками убитых, обрекая на пожизненное преследование. Осознание случившегося пришло поздно, но окатило меня ледяным дождем. Я тяжело переносила последствия, но совсем не жалела о том, что сделала.

Убила. Собственными руками забрала чужие жизни. Но ценой сохранения тех, кто действительно заслуживал спасения. Если Хири были готовы без колебаний вырезать невинных детей и матерей, нападать на тех, кто не способен дать отпор, то судьба, которую они встретили, была легче той, что им полагалась.

Когда я бродила по деревне, мой взгляд часто возвращался к склону, за которым скрылся Ник. Тогда одиночество едва не сбивало меня с ног. Его отсутствие в деревне ощущалось слишком явно. С моего приезда сюда он был рядом, даже если мы обменивались всего парой слов за целый день. Общество Делии или Лети не могло прогнать тоску, резко охватившую меня.

Я не понимала, что со мной происходит. Не желала этого чувствовать.

Я зажмуривалась и стряхивала слезы, набегавшие не столько от уныния, сколько от осознания того, как сильно привыкла к мужчине. Он привез меня сюда израненным, истощенным, наполненным болью и страданиями существом, которое отчаянно нуждалось в тепле, а потому потянулось к первому, кто подарил ему его. Но я не хотела привязываться к нему, снова зависеть от кого-то, дорожить кем-то, иначе смириться с утратой будет потом невообразимо тяжело.

«Поздно», – прозвучал голос в голове.

– Знаю, – обреченно, едва слышно прошептала я одной бессонной ночью, бездумно перебирая шерсть Ласки, которая вернулась в тот же день и больше не отходила от меня.

Мне надо было заранее готовиться к боли, которая обязательно последует. В моей жизни не было ничего правильного.

Поздним вечером я сидела на ступенях дома и, вслушиваясь в веселую трель соловья, штопала прорехи на своей рубашке. Закатное небо было окрашено в нежные розовые оттенки, а облака отливали пурпурными красками. Это был бы прекрасный умиротворенный вечер, если бы не Ласка, которая поскуливала в известной только ей тревоге и вскидывала голову, вглядываясь в темноту леса на холме. Мы ждали прибытия Николаса и близнецов через два дня, – в крайнем случае, три. Должно быть, собака чувствовала, что они собирались возвращаться домой.

Мы первыми заметили, что