Дьявольски красив - Патриция Райс

Взломщик-француз разбил стекло и попытался украсть клетку. Это не могло быть совпадением. Французские шпионы, возможно, боятся, что Блейк сложит два и два.

Блейк посмотрел на тонкую палочку из слоновой кости, бросил взгляд на потолок, где ждала Джослин, и решил, что, вероятно, держит судьбы их обоих в своих руках. Если он расшифрует код, то может получить офицерское звание, а если сообщит об измене Антуанетты, то от репутации Джослин и ее семьи камня на камне не останется.

Отчаяние овладело им, когда он заговорил:

— Я бы хотел на время одолжить жердочку Перси, если ты не против, Ричард. Я верну ее тебе, как только закончу работу. Ты передашь Джослин, что я скоро поднимусь?

Ричард кивнул.

— Я и Перси скажу.

Блейк рассеянно кивнул, мысленно прокручивая последовательность. Проще трудиться над загадкой, чем думать о последствиях, к которым может привести это открытие.

Оставалось лишь молиться, чтобы в ловушку, которую он замыслил на завтрашний день, попались французские шпионы, а не родня Джослин.

Джослин уснула, дожидаясь возвращения мужа в постель.

Блейка все еще не было, когда она проснулась на рассвете. Неужели новизна их брака уже утратила свою привлекательность? Только не для нее, нет! Она уже привыкла просыпаться в объятиях Блейка, чувствуя, как его возбужденная плоть прижимается к ней. Блейк желает ее. Хочет ее, легкомысленную леди Пташку.

Он на самом деле слушает ее и дает ей почувствовать себя особенной. А главное, он хочет того же, чего и она. По крайней мере, в постели. Она считает, что это может быть важным.

Джослин откинула одеяло и, не дожидаясь служанки или когда можно будет пойти к матери, чтобы помогли ей одеться, набросила халат и отправилась на поиски своего заблудшего супруга.

Будь это кто-либо другой, она могла бы впасть в отчаяние и испугаться, что ему надоели ее отказы, и он пошел искать другие выходы своей неутоленной страсти, но Блейка она уже изучила достаточно хорошо. Он никогда не откажется от вызова.

Она нашла его спящим прямо за столом в кабинете, с упавшими на руки волосами, среди разбросанных по столешнице бумаг. Деревянная стружка, усеявшая стол, наверняка оставила безобразные отметины на лице. Волосы у него снова отросли, и она погладила иссиня-черные пряди.

Блейк пошевелился. В душе ее поднялся целый вихрь эмоций, которые она не понимала и не готова была принять. Даже с заросшим щетиной лицом, в одной рубашке, он был безумно привлекателен. Она не знала, что будет делать без него, если ему придется отправиться на войну.

— Кофе? — спросила она, когда он потер глаза.

— Я принесу, — пробормотал он, и глаза его округлились, когда до него дошло, как она одета. — Что, скажи на милость, ты здесь делаешь в таком виде?

Она шлепнула его по голове одной из бумаг.

— То же самое я могу спросить у тебя. Я распоряжусь принести кофе наверх, чтобы ты оделся как положено.

Она повернулась и пошла отдать распоряжение служанке.

Несносный мужчина явился в их спальню вслед за подносом с кофе, плотно прикрыл дверь за удалившейся служанкой и схватил Джослин в объятия. Она даже пикнуть не успела, как Блейк поцеловал ее так горячо и крепко, что от нехватки воздуха голова пошла кругом.

— За что это? — спросила она, когда они оба немного отдышались.

— Зато, что не стукнула меня чем-нибудь потяжелее бумажки.

Он поставил ее на пол и, схватив кофе, проглотил его горячим и черным.

Теперь уже она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что в нем кипит какая-то сдерживаемая страсть. В самом деле, может, с виду ее муж и кажется спокойным, но подо всем этим самообладанием Блейк Монтегю — кипящий котел, о который можно легко обжечься.

— Что ты нашел? — спросила она, снедаемая любопытством, что же он такого делал со своими бумагами и книгами, что так поглотило его.

Он отставил почти пустую чашку и пригладил руками волосы.

— Я взломал шифр.

Потрясенная, Джослин плюхнулась на стул.

— Ты нашел ответ? Как?

Он покачал головой, словно пожалел о том, что сказал.

— У каждого шифра есть комбинация. Я нашел ее.

Она почувствовала, что он что-то скрывает, осторожно подбирая слова, но шифры и коды — дела военные, и возможно, он считает, что ей не следует знать. Что ж, она не станет давить на него. Она счастлива, что он поделился с ней своей радостью.

— Я должен написать Уэллсли, — продолжал Блейк. — И убедить военное министерство встретиться со мной.

Это мигом вернуло ее к реальности.

— Ты не можешь уехать сегодня в Лондон! — воскликнула она. — Вечером маскарад. И еще многое нужно сделать. Отправь письмо с просьбой о встрече. Вечером ты сможешь поговорить кое с кем из наших гостей и позаботиться, чтобы те, кто должен тебя выслушать, дали тебе аудиенцию.

На лице Блейка появилось упрямое выражение, хорошо знакомое Джослин. Она встала и ткнула его в прикрытую одной рубашкой грудь.

— Уважь мое знание законов общества, пожалуйста. Ты не можешь носиться по Лондону, требуя, чтобы важные люди приняли тебя. Так не делается. Общество не поле боя.

Она замолчала и задумалась над этим, затем пожала плечами.

— Впрочем, может, так оно и есть, но это то поле боя, на котором побеждают не благодаря традиционным боевым действиям.

Когда он не отмахнулся от ее предостережения, она обвила его шею руками и прижалась к нему, улыбнувшись.

— Я не хочу, чтобы ты отправился на войну и погиб, когда можешь спасти больше жизней, работая здесь. Если у нас когда-нибудь будут дети, ты должен довериться моим знаниям в этом деле.

Блейк крепко прижал ее к себе.

— А у нас будут дети?

— О да, боюсь, что будут, как бы мы ни старались отсрочить их появление.

Она удивила сама себя, сказав это. Он удивил ее еще больше тем, что не возразил.

Блейк улыбнулся.

— Люблю, когда ты так ясна и определенна.

Жар поцелуя опалил ее до самых кончиков пальцев, и Джослин дала себе зарок, что всегда будет честной.

— Я думал, мы облачимся в рубища, — в замешательстве проговорил Блейк, наблюдая в тот вечер, как его ослепительная жена спускается по ступенькам, чтобы приветствовать гостей, которых они пригласили на обед перед маскарадом.

Сам он был в монашеском одеянии поверх рубашки и бриджей. Принимая во внимание то, что он собирается сделать своей жене и ее семье, ему, пожалуй, следовало бы надеть власяницу.

На Джослин был костюм эпохи Ренессанса, настолько эффектный, что Блейк просто не мог оторвать глаз от холмиков грудей, которые, казалось, того и гляди вывалятся из корсета. Волосы ее были убраны в великолепную высокую прическу и поддерживались бриллиантовой тиарой, которая, насколько он помнил, не напоминала ни один портрет шестнадцатого века. Она блистала.