Игра в чужую жизнь - Елена Гриб

Жители деревни не держали домашний скот. Небольшие огороды вспахивали вручную, тяжести перевозили гуртом. Мяса здесь не ели, однако между хижинами свободно прогуливалась домашняя птица всех мастей и возрастов. В любом укромном месте можно было найти кладку яиц, а иногда особо торопливые несушки выбрасывали свою «продукцию» прямо на ходу.

К Лин подошел большой черный петух с несколькими зелеными перьями в хвосте. Вопросительно склонил голову на бок, посмотрел алым глазом, неуверенно произнес: «Ко-ко-о?», словно спрашивая: «Ты кто?», и принялся мощными движениями когтистых лап подгребаться под стену хижины. Девушка с умилением следила за ним, пока внезапно не поняла… Алые! Вернее, ярко-алые! Не бывает у куриц таких глаз!

Она схватила не ожидавшего никакой подлости петушка и принялась вертеть его во все стороны, осматривая. Крыло, под перьями имеющее пальцы, идеально ровный гребешок, зубы в клюве – можно, конечно, подумать о куссцах, но Лин была уверена: они тут ни при чем. Слишком уж много совпадений…

– Хочешь заняться животноводством, детка? – девушка от неожиданности едва не свернула подопытному шею, а гвардеец так же насмешливо продолжал. – Вот, держи. Размер подойдет или мне еще поискать?

– Размер не имеет значения, – огрызнулась она. – Брось внутрь.

Марк не обиделся.

– Воспитанные принцессы падают в обморок от таких речей. Что это тебя на курятину потянуло? Перевертыш слишком задержался с ужином? Ну, ничего, сейчас огонь разведем… и никто не увидит, никто не узнает…

Его разглагольствования навели Лин на интересную мысль.

– Слушай, Марк, – заговорщицки начала она, – ты можешь поймать местного?

Гвардеец едва не поперхнулся словами:

– Зачем? – сдавленно спросил он. – Курицы маловато?

– Посмотреть хочу!

– Так вон, смотри, их и отсюда хорошо видно, – недоумевал Марк.

– Вблизи посмотреть! – девушка начала терять терпение.

Он, казалось, что-то понял.

– Они это… Тоже?..

Лин ткнула ему петуха:

– Этот, к примеру, тоже!..

Когда вернулся Кари, его друзья упоенно рассматривали младенца с удивительно белой кожей и редкой порослью серых волос. Каждый палец малыша заканчивался внушительным когтем, на его спине пробивались зародыши крыльев. В отличие от простых детей он не плакал, лишь сосредоточенно наблюдал за странными дядей и тетей.

– О, кукушки подарили вам малыша? – озабоченно проговорил метаморф. – Это, несомненно, большая честь, но лучше вежливо вернуть его обратно. С подкидышами горя не оберешься…

– Вернем-вернем, – горячо заверил его гвардеец, которого ребятенок успел тяпнуть за палец отнюдь не молочными зубками.

– Кто такие «кукушки»? – поинтересовалась девушка.

Кари растерялся:

– А… вы где его взяли?

– Где надо, – отрезал Марк, все еще переживая по поводу детокрадства – планировал-то он поймать взрослого, да слишком уж заманчиво выглядела одинокая колыбель…

– Мы только посмотреть, – зачем-то начала оправдываться Лин, чувствуя себя виноватой

– Посмотреть? – переспросил метаморф. – Тогда хорошо, – он неожиданно улыбнулся, – кукушки любят, когда их дети оказываются в центре внимания.

– Да какие такие «кукушки»?!!

– Местные жители. Вы заметили, что они немного отличаются от обычных людей?

– Еще бы! – дружно заверили его друзья.

Кари продолжил:

– Они из племени летунов, не-люди. Пришли в Храмовые земли давным-давно, связи с Лесом не поддерживают, хотя сохранили большинство старых обычаев. А кукушками их называют за обыкновение дарить первого в семье ребенка какой-нибудь паре, даже если эта пара – люди. Однако «дареный» ребенок растет и развивается гораздо медленнее человеческих малышей, иногда родители успевали состариться и умереть, пока их приемыш копался в песочнице. Так что, если не хотите заиметь обузу на всю жизнь, отнесите его поскорее назад…

Он и договорить не успел, когда гвардеец сорвался с места, спеша вернуть «покражу» до того, как любящий родитель превратит ее в «подарок».

Лин указала на продолжавшего делать подкоп петуха:

– А почему у него глаза красные?

– Вся здешняя живность пришла со Скалы. Далеко отсюда они не выживают, но тут размножились, священными животными считаются. Много еще вопросов? Давай поедим, а?

* * *

– А-а-а! А-а-а! – раздавалось над деревней.

Вопреки ожиданиям, паломников разбудило отнюдь не кукареканье или гогот гусей, а эти пронзительные вопли. Впрочем, неудивительно – с вечера они же не давали уснуть до тех пор, пока кто-то из гартонцев не пригрозил оставить крикуна без головы. Ребенка кое-как успокоили…

Девушка подозревала, что во всем виноваты их с Марком «исследования».

Над Скалой Перемен клубился туман. Не очень густой, позволяющий видеть и вершину утеса, и широкую утоптанную тропу, коей предстояло туда взбираться. Однако необычное чувствовалось даже у подножия Скалы. Трава здесь была нежно-зеленая, словно каждую былинку выкрасили в этот насыщенный цвет. По ней яркими пятнышками то и дело вспыхивали цветочные бутоны – распускались и закрывались, не обращая внимания на солнце. Летали мухи и пчелы, старательно греблись в земле куры, что-то выискивали утки, порхали неприметные воробьи. Впрочем, торжественности момента не чувствовалось – как-никак, седьмой храм по счету, успели церемонии приесться…

Лин издевательски произнесла:

– Мужчины вперед! – и пристроилась в конец длинной процессии, взбиравшейся на Скалу.

– А-а-а-а-а! – раздалось у нее за спиной.

Девушка вздрогнула и обернулась. Прямо на нее несся маленький летун, протягивая на вытянутых руках отнюдь не миниатюрного младенца. Того самого. Вчерашнего. Кукушкиного! Она едва не завыла в голос…

Но сей «подарок» адресовался не ей. Летун миновал обреченно застывшую «принцессу» и вручил свою ношу не подозревающему подвоха Марку. Ребенок замолчал, будто у него отключили звук.

– Что за… – начал было возмущаться гвардеец, однако ему вежливо пояснили:

– Маленький Гилик считает вас своей мамой…

Ожидать реакции свежеиспеченной «мамаши» кукушка не стал, быстро развернулся и скрылся среди других соплеменников, вышедших всей деревней посмотреть на зрелище.

Марк растерянно сбежал вниз, попробовал сунуть свое зубастое сокровище кому-то из сослуживцев, но те мигом образовали вокруг него пустое пространство – связываться с кукушонком не хотел никто.

– Потом разберешься! Иди уже! – приказал гвардейцу Малдраб Четвертый, досадуя из-за задержки.

– Где один, там и двое, – задумчиво, словно про себя, заметил Грайт, легким движением руки посылая благоразумно притихшего бастарда вслед за сыном.