Скорпионья сага. Cамка cкорпиона - Игорь Белисов

Это была Мира.

В моей груди будто лопнул упругий пузырь, и потекло, потекло во все стороны тела по мякнущим нервам тепло. К горлу прихлынуло и сдавило. Но нет, не веревка. Я осознал это сердцем. То рвалась к ней навстречу зажатая мною любовь.

И тут телефон непосредственно зазвонил.

«Ты где?!» Меня передернуло. Ну, надо же так проколоться – не взглянуть на дисплей, а сразу выйти на связь. Тьфу, идиот! Я-то подумал, это любимая, а это – жена. Как же она верещит… Отвел трубку подальше…

«МЕНЯ УЖАЛИЛ СКОРПИОН!!!»

Я мгновенно собрался.

Скорпион? Ужалил? Ее? Как она умудрилась? Вопросы мелькали и, непроизнесенные, находили ответ. Все сошлось. Наша жизнь, моя непокорность, ее истеричность, погром, катастрофа – все логично сошлось в единственной точке смертного жала. Я бессильно расхохотался… Со стороны, наверное, это выглядело достаточно жутко: стоит мужик с петлей на шее и в голос хохочет. Но никто не мог оценить моего невольного трагифарса. Разве только Всевышний? Я, хохоча, поднял лицо к небу… Господи, если слово «жизнь» – женского рода, а жизнь успела меня убедить, что это именно так, то не иначе она дана человеку, то есть мужчине, чтобы, в конце концов, до смерти его зае…ть!

Этот миг. Я ждал его долгие годы. О блаженство триумфа! Верил, знал, справедливость должна восторжествовать! Вот, сейчас, я выскажу все, что о ней думаю. Прямым текстом…

Я открыл было рот – и вырубился телефон. Кончилась батарея.

Над водохранилищем висело блеклое небо, в одном месте просвеченное чахлым пятнышком солнца, а в сторону города небосклон уплотнялся, наливался цементом, свинцом.

Я вышел на шоссе и, пятясь вперед, вскинул руку…

Подрулил черный шикарный монстр бизнес-класса. За рулем сидел мужчина примерно моего возраста, одетый опрятно, но скромно, без знаков различия социальной прослойки. Я замешкался, сомневаясь. Он улыбнулся: «Возьму не больше других – кризис».

Пейзаж замелькал в баюкающем ускорении. Километры простреливали невесомо, беззвучно. Из аудиосистемы лилась музыка «Радио-Классика». Я не то чтобы успокоился, но немного расслабился: должен успеть. Однако вскоре автомобильный поток сделался гуще, скорость начала падать, наметилась вязкая дерготня. Я все чаще поглядывал на часы. Он заметил: «Торо́питесь?» – «Да», – «Куда торопиться…» – «У меня жена умирает».

Через «две сплошных» полетела встречная полоса…

Удаль быстро закончилась. Начался разделительный серый отбойник, который скучно тянулся уже до самого города. Кое-как втиснувшись, мы ползли теперь вместе со всеми. Мимо плыли щиты придорожной рекламы. Она завлекала предложением стройматериалов, выбором путевок от туроператора и, конечно, скидками на любые марки автомобилей – тех самых автомобилей, что, не зависимо от мощности двигателя, года выпуска, цены и престижа, сейчас толкались в полуобморочном замедлении, все больше затягиваясь в дымную петлю цивилизации…

Взвыла сирена. «Скорая помощь». Мы сдвинулись, пропуская, и тут же приклеились настырным хвостом. За нами нырнули еще два или три шибко нервных. Синяя светомузыка пробивала нам путь. Какое-то время мы насколько-то продвигались, но все неубедительнее и, наконец, встали. Сзади раздалось злое карканье мегафона. Я оглянулся. То ли ГАИ, то ли милиция. Вот так дела…

Почти прижатые к разделительному отбойнику, мы мертво стояли меж двух мигающих спецмашин, которые заливались тревожным дуэтом, зря только нервируя, но ничему не способствуя. Впереди уже виднелись коробчатые силуэты. До черты города оставалось километра три. До метро, наверное, еще столько же.

Я достал кошелек… Он отказался взять деньги…

Меня обдало загазованным холодом. Я хлопнул дверцей, вильнул зигзагами сквозь поток и, благополучно достигнув обочины, бодро зашагал мимо транспортного коллапса. Никогда не знаешь, где потеряешь, а где найдешь: вот и пригодилась моя тренировка ходить пешком. Все стояли, а уверенно продвигался. Все – рабы, а я – свободный человек.

Я шел быстро, только город не торопился. Он очень медленно вырастал мне навстречу. Настолько медленно, что продолжал оставаться расплывчатым миражом, и начинало казаться, что я никогда не дойду. Взглянув на часы, я прибавил нервного шагу. Я все размашистей работал руками. Я перекинул через голову лямку. Я ускорился. Я побежал…

В сумке болталась антискорпионья сыворотка…

С неба заморосило…

Капли… Они падают с равномерными промежутками… Их неспешная череда успокаивает, усыпляет… Капли поблескивают в прозрачном пластиковом цилиндрике и утекают по трубочке вниз, в катетер – в ее вену…

Трудно сказать, сколько я уже нахожусь в больничной палате. Это неважно. Главное – я успел… Бедняжка… Она, наконец, раскрывает спекшиеся глаза…

– Ты вернулся… Ты вернулся, чтобы меня спасти…

Чуть улыбается. Я смотрю на ее лицо, на эту бледную маску, наложенную близкой смертью, вероятность которой, с каждой каплей антискорпионьей сыворотки, отодвигается все дальше и дальше. Я приглаживаю свои взмыленные дождем волосы, протираю все еще мокрую физиономию, и пытаюсь вытереть руки о сырые штаны.

– Ты где… Ты где пропадал?

– Так сразу не объяснишь.

Всматривается, исследует меня взглядом. Ощупывает каждый бугорок, каждую впадинку, трещинку. Протягивает ко мне руку, находит мою ладонь. Сжимает. Кажется, ей становится лучше, спокойнее.

– Мы ведь переживем этот кризис?

Я отвожу в смущении глаза. Тяжко вздыхаю и говорю то, что должен:

– Неизбежно.

– Деньги… Власть… Это все эфемерно. Тебе не кажется?

Я смотрю за окно. Прячу в меланхолии гримасу сарказма:

– Уверен.

– Единственное, что действительно важно, это чтобы людей связывала любовь. Ты так тоже считаешь? Правда? Ведь правда же?

Я прикрываю усталые веки в непреходящей тоске:

– Двух мнений здесь быть не может.

Заходит сестра. Она говорит, больная еще слишком слаба, ей требуется отдых, и мне лучше подождать, когда полегчает. Я так и не понял, кому полегчает: ей или мне? Высвобождаю руку и на законном основании ретируюсь к двери. Мне-то уж точно облегчение теперь вряд ли светит. Возможность была, но я так и не смог преступить через инстинкт глупой жалости. Ну а она? Неужто и впрямь думает, будто я к ней вернулся?

Любой вопрос, поставленный двоими, имеет как минимум два ответа.

Я сделал, что мог. Точнее, то, что должен был сделать. Она будет жить. Она будет продолжать жить. Господи, она будет продолжать дальше существовать!

Благодаря мне.

Я сделал это собственными руками.

Вот и всё. На этом можно поставить точку. История очертила петлю и замкнула круг. Хеппи энд.