Таинственные земли - Дейв Дункан

В замешательстве Кэйдолан повернулась к племяннице.

– Ты сказала, это твой муж, дорогая? Румянец проступил на щеках Иносолан, выкрашенных соком ягод.

– Разумеется, мы с ним будем делить один шатер, но я могу объяснить…

– Никто, – громко заявил султан, – еще никогда не жаловался на мой храп!

Иносолан нервозно взглянула на тетушку и хихикнула, Кэйдолан вздохнула. Какую бы нелепость ни задумали эти дети, они были убеждены, что сумеют перехитрить колдунью.

Наконец Азак издал торжествующее восклицание и зашагал сквозь толпу, расталкивая плечом низкорослых слуг.

– Все в порядке, тетя, – торопливо произнесла Инос. – В самом деле! С Азаком я в полной безопасности. Как только мы останемся с тобой вдвоем, я тебе все расскажу. И потом, он и вправду убил льва – в свой тринадцатый день рождения! Так он говорил мне.

– В этом я не сомневаюсь.

– Ты можешь мне довериться.

– Разумеется, дорогая.

– Я не забыла про восьмилетнего принца… как там его зовут? Насчет Азака я не строю никаких планов, честное слово!

– Я полностью уверена в этом, дорогая. Очевидно, Инос до сих пор не заметила, как смотрит на нее Азак.

Один лишь миг, чтоб на песок взглянуть,

Найти источник жизни и глотнуть.

Уж звезды гаснут, вскоре караван

К рассвету пустоты возобновит свой путь

Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (38, 1859)

Рэп остолбенел. Стук копыт по мостовой насторожил его настолько, что заставил прибегнуть к помощи ясновидения. Мгновенно он обернулся, чтобы как следует взглянуть на кавалькаду, движущуюся по улице вдоль гавани. Первый всадник был, очевидно, конюхом или проводником, а четверо позади него – богатыми гостями: жирный лысый человек впереди, еще более толстая, роскошно одетая матрона позади него, а за ней – две располневшие дочери.

Они ехали верхом на гиппогрифах.

Вихрь воспоминаний вернул его на мрачный чердак в Краснегаре, в ледяную зимнюю ночь, когда обманщик Андор вкрадчивым голосом расписывал наивному юному другу прелести огромного мира. Рассказывая о визите Сагорна на Феерию, который Андор выдавал за собственный, он упомянул о езде верхом на гиппогрифе. Из всех замысловатых историй, которые Андор сплетал длинными вечерами, только этой Рэп отказался поверить. Он так любил лошадей, что мысль о подобном чудовище вызывала у него отвращение. Но очевидно, гиппогрифы действительно существовали, и теперь он видел их собственными глазами.

Они оказались великолепны. Передний гиппогриф был черным как ночь, с головой и шеей орла. Его изогнутый клюв напоминал смертоносный ятаган, взгляд золотистых глаз был свирепым. Когтистыми передними ногами он мог бы разорвать человека, а по камням мостовой они ступали бесшумно, в то время как задние копыта громко цокали по булыжнику. Громадные крылья были сложены и обнимали ноги всадников, перья на них сияли, словно полированный гагат. Второе животное было светло-серым, а три остальных – гнедыми различных оттенков.

Очарованный, Рэп прищурился, стараясь разогнать туман перед глазами. Как и лошади, гиппогрифы оказались краенвыми животными, и головы хищных птиц придавали им особую прелесть. Невольно Рэп задействовал ясновидение и пригладил пышный плюмаж переднего животного. Гиппогриф ничего не заметил, а Рэп почувствовал прикосновение к жестким, но шелковистым перьям.

Но что-то в происходящем ему не нравилось.

Он закрыл глаза, но ясновидение подсказало, что и крылья, и орлиные клювы по-прежнему на месте. Кавалькада поравнялась с Рэпом, продолжая неспешное движение, словно паря над собственными чернильными тенями. Местные жители, привыкшие созерцать такое чудо, невозмутимо спешили по своим делам, но кое-кто из приезжих уставился на всадников с открытым ртом. Некоторые поспешно открывали альбомы для зарисовок.

Рэп снова открыл глаза, пребывая в смущении. Эти великолепные существа выглядели как гиппогрифы, но на них ездили верхом, как на лошадях – смирных, выезженных лошадях. Он заметил, что все они кобылы. Рэп представлял себе гиппогрифов уродливыми мутантами. Солнце играло на их перьях, животные поражали красотой и фацией. Почему же тогда он, Рэп, ощущал такую тревогу?

Кавалькада проехала мимо прежде, чем его осенило. Рэп не мог в прямом смысле слова проникать в мысли лошадей, но ухитрялся почувствовать их эмоции. Он мог подзывать к себе почти любых коней, или отсылать их прочь, или успокаивать. То же самое он проделывал с собаками и другим домашним скотом – почти с любым существом о четырех ногах. Но ощущения при этом были различными: мулов и ослов он чувствовал иначе, чем лошадей, хотя они нравились ему больше овец. Гиппогрифы не только внешне напоминали лошадей, но и мыслили, как кони.

Они считали себя лошадьми.

И древняя кляча, плетущаяся навстречу, тоже считала их лошадьми. Она равнодушно смотрела на гиппогрифов. Ослы вызвали бы у нее раздражение.

Рэп вновь устремился вперед, но на этот раз не с помощью ясновидения. Он проник в мысли переднего гиппогрифа, словно попытавшись потрепать его по шее или протянуть ему руку. Он словно молча поздоровался с ним.

Гиппогриф наклонил свою крупную птичью голову, глядя на Рэпа.

«Привет, – снова повторил Рэп, – Я здесь».

Когти зацарапали камни, задние копыта застучали – гиппогриф повернулся к Рэпу, чтобы дружески обнюхать его, как сделала бы лошадь. Проводник на его спине выругался, потянул поводья и принялся бить пятками по бокам животного.

А Рэп уже приветствовал остальных гиппогрифов.

Богатые гости были не столь искусными наездниками. Их животные понеслись к Рэпу. Дочери завизжали, и гиппогрифы вздрогнули от резких звуков в точности, как сделали бы кони, выкатывая глаза и прижимая уши… но какие уши?

Они дергали головами, словно визг причинял им боль – хотя что могло повредить этим мощным клювам?

Но Рэп уже понял, что натворил. Трое гнедых бежали к нему, не обращая внимания на лихорадочно дергающих поводья седоков. Всадник верхом на сером гиппогрифе утихомирил его так жестоко, что животное испугалось, выкатило желтые глаза на молочно-белой голове и заплясало на месте, борясь с пинками седока. Но почему гиппогрифы не расправили крылья и не взлетели? На улице начали собираться зеваки.

Что за глупая выходка! Рэп поспешно попрощался с животными, успокаивая их и помогая обессилевшим всадникам. Гиппогрифы сразу притихли и повернули в прежнем направлении. Рэп снова уставился на гавань. У пристани быстро восстановилось спокойствие. Фавн думал, что он наверняка спятил, если решился пользоваться своим даром прямо перед носом у Бельведера.

Значит, гиппогрифы – еще один обман? Несомненно, и все прочие чудовища в местном зоопарке были фальшивыми, представляли мнимую угрозу, чтобы гости не забредали далеко от города. Сколько же это продолжалось? Очевидно, много веков подряд – тысячи лет! Такой порядок был установлен Договором Эмина – вероятно, с целью спасти местный народ, феери, от полного истребления.