Война за океан - Николай Задорнов

— Муравьев ему все обещал, и Николай Матвеевич уверен, что пост снабжен всем необходимым.

— Но губернатор прислал лишь часть того, о чем мы просили. А вы видели наши пушчонки с брига «Охотск»? Были еще две, они отправлены — одна в Николаевский пост, а другая — в Де-Кастри.

Римский-Корсаков думал о том, как нехорошо, что Муравьев дал честное слово, а ничего не сделано, парохода нет. И при всем этом Геннадий Иванович исследовал Сахалин и ушел туда с десантом. На карте явилась масса новых пунктов. Пока наша эскадра стоит в Японии, тут — по карте видно — жизнь далеко ушла вперед. Он понимал, каких трудов стоило занять каждый новый пункт.

— А какое впечатление у вас от нашего Петровского?

— Прекрасное! Я уж говорил доктору, что это единственное место на океане, где англичанами и не пахнет! Здесь все очень основательно сделано, и молодцы ваши производят отличное впечатление.

Она думала: «Все это так. Но идет зима, а у нас нет запасов сахара, масла мало, нам опять предстоит питаться ржавой рыбой, хлебом из старой муки и звериным мясом, к которому начинаешь чувствовать отвращение».

— Да, это так! — произнесла она. — Мы обстроились, и у нас все есть… Но какова будет зимовка на наших новых постах? В Де-Кастри и Хади? Какие там отношения с туземцами? Вы не хотите посетить эти посты на обратном пути в Японию?

— Я…

— Вы ограничены временем и спешите в Японию?

— Нет, это ничего не значит! — вспыхнул Римский-Корсаков и подумал: «Черт побери! В самом деле, долг мой зайти в новые бухты, какую бы я ни снес за это ответственность. Мало ли что там могло случиться». — Я бы прежде всего хотел встретить Геннадия Ивановича и откровенно объяснить ему все. Я сам считаю требование адмирала Путятина недостаточно верным.

— С Сахалина он возвратится в Де-Кастри и высадится там, чтобы следовать вниз по Амуру.

— Я непременно зайду в Де-Кастри. Адмирал ограничил меня временем, так как он опасается, что начнется война, известия о ней могут быть в Шанхае, и по прибытии в Нагасаки шхуна немедленно пойдет в Шанхай за ними. Но судьба новых постов заботит меня, и я непременно постараюсь посетить и Хади, и Де-Кастри. Даже если мне не удастся увидеть Геннадия Ивановича, то я увижу, что делается на этих постах, и постараюсь, чем возможно, помочь…

Ее чистый взгляд был полон благодарности.

— Муж запаздывает, и я очень сожалею, что вы не увидите его здесь. Да, вам надо повидаться. Конечно, проще надеяться на встречу в Де-Кастри. Если его там не будет, вы сможете, ожидая его, зайти в Хади. Вы объявите адмиралу, что у вас не было иного выхода узнать истинное положение вещей с Сахалином, как встретить самого Невельского, так как никто ничего не знал, вы застали в Петровском лишь дам под начальством доктора. Это уважительная причина. Вы искали его, желая исполнить приказание адмирала.

Римский-Корсаков почтительно склонил голову. Заговорили о Хади.

— Муж назвал его именем императора Николая. Это Императорская гавань. Он говорит, что это в самом деле царь-гавань, как существует царь-пушка.

Екатерина Ивановна заметила, что в Хади не бывают маньчжуры, туда даже не заходят китобои. Они не знают ее. Поэтому там нельзя приобрести продовольствия.

— Ведь иностранные китобои иногда помогают нам. Но они требуют за свои продукты серебро или меха. Сначала мы не знали и опасались их и даже стремились запретить им посещение края. Но теперь американцы, как и маньчжуры, которых так опасаются в Петербурге, не раз выручали нас. Если это не было бы запрещено законом и у нас были бы люди, мы могли бы мыть золото на наших речках и таким образом добывать себе пропитание, которого нам не дает правительство.

Много нового услыхал на этом обеде Воин Андреевич.

«Медлить нельзя, — решил он. — Надо спешить скорее навстречу Невельскому. Ну и досталось мне за адмирала!»

Явился боцман и доложил, что все готово.

«Какое счастье, что посланцем от адмирала явился именно Римский-Корсаков, — думала Екатерина Ивановна. — Что было бы, если бы явился кто-то вроде Буссэ? Но того Геннадий взял в железные рукавицы. Да, Воин Андреевич все понял».

— Так будет война, Воин Андреевич?

— Очень возможно! А как здесь в таком случае?

— В случае войны мы все уходим в Николаевский пост. У нас есть об этом распоряжение Геннадия Ивановича. Разве доктор не сказал вам?

— Нет.

— Геннадий Иванович говорит, что рано или поздно война будет. Но он говорит: Турция — предлог, а проливы — глупость. Он уверяет, что где-то на юге тут есть свой Босфор и свой Золотой Рог[48] и что эти проливы будут наши, но не в Турции, где они нам не нужны, а здесь, на Востоке, где они необходимы нам и для России важней.

Римский-Корсаков поднялся, попрощался с дамами. Они перецеловали его, вышли проводить. По случаю отъезда гостей вся команда отпущена с работы.

Опять погода сумрачная. Орлов и матросы собрались на берегу. Едва баркас отошел на два кабельтовых, как все разошлись, видимо по работам.

Ветер, окрестные сопки занесло мглой. Залив слегка зашумел, а на море, за островом, настоящий шторм.

Слева долго тянулись унылые пески.

Ветер становился все сильнее. Пошел дождь. Следовало бы высадиться на берег и ставить палатку. Но Воин Андреевич спешил. Он был как наэлектризован всем, что услыхал от Екатерины Ивановны. Прежде, даже при всем сознании долга, он не рискнул бы переваливать Амур на ночь глядя, когда крепчает ветер и хлещет сильный дождь. Но когда такая женщина переносит в тысячу раз худшее стоически и безропотно, стыдно задерживаться. Казалось, сама родина говорила с ним ее устами. И на шхуну хотелось добраться поскорее. Там сухо, тепло, почувствуешь себя дома, все можно обдумать, записать, впечатления привести в порядок и грога горячего выпить, согреться.

«В Хади? В Де-Кастри? С радостью! Пусть адмирал бранится, волосы рвет на себе, отстраняет меня от командования, но я исполню свой долг и все, что я смогу, отдам из своих запасов на новые посты. Задержусь под предлогом, что ищу Невельского. Да, от такой умной и прекрасной женщины куда приятнее получить приказание, чем от адмирала!»

А про Невельского всегда какие-то слухи пускают! В чем только его не обвиняли!

Вдруг западали снежинки. Ударил сильный порыв ветра, рванувший паруса. Их пришлось рифить[49]. Никогда не думал Воин Андреевич, что мелководный залив может так разыграться. Пошли порядочные волны.