Цвет ночи - Алла Грин

Чернобога оторвались от него и тяжело легли на Константина. А затем, внезапно перебрались на меня. Моё тело сковала невидимая тяжесть, молниеносно опустившаяся на плечи и неровно забилось сердце — словно нечто коснулось его и сжало, словно нечто осязаемое проникло внутрь меня и завладело контролем над ним, заставляя его сокращаться неправильно. Я изо всех сил напрягла лёгкие, чтобы сделать как можно более глубокий вдох и попыталась успокоить своё разыгравшееся воображение, не поддаваясь страху.

— А она? — с медленной презрительной интонацией вопросил Чернобог. Прожекторы скользили по моему силуэту, разглядывая меня, но уловить выражение лица Смога из-за маски было невозможно. Он вопросил, прерывая паузу: — Неужели новая глупая человеческая привязанность? Как нелепо. Разве её существование не делает бессмысленной твою прошлую жертву, Константин? Ты едва ли не лишился своей жизни из-за человеческой возлюбленной. А теперь оказалось, что вечная любовь к ней растворилась за десяток жалких веков, не оставив и следа. В итоге ты остался невредим, а её навсегда не стало, твоя мать в итоге не простила мне твоё убийство, и всё равно через время ушла от меня, братья и сёстры приняли твою сторону, покинув семью, а погибшая человеческая девчонка уже ничего для тебя не значит — поступок играющего мальчишки. Незрелого. Эгоистичного. Взбалмошного, каким ты всегда был.

Я затаила дыхание. Чернобог думал, что я новая возлюбленная Константина. За всё время этого разговора Ян ни разу больше не взглянул на меня, стараясь не привлекать ко мне лишнее внимание, но это не помогло. Чернобог явно не знал, кто я такая и зачем нахожусь в нави, и первым и единственным логичным для него объяснением было то, что я здесь из-за Константина.

— Ты предпочёл не называться моим сыном, но не мой ли долг как настоящего отца, избавить тебя от позора, от очередной беспечности твоих поступков? Возможно, хотя бы на этот раз ты отблагодаришь меня?

Проходит быстрая секунда, за которую я почти не успеваю сообразить, что произошло. Слышу громкий пронзительный крик издалека, ещё не понимая, кому он принадлежит, а когда чувствую острую боль, стремительно расползающуюся по правой стороне тела, осознаю, что визг — мой собственный. Память быстро воспроизводит случившееся, рефлекторно, давая мне увидеть всё с опозданием — Чернобог коротким кивком отдаёт приказ туросику, державшему меня, лезвие ножа вдруг отнимается от моей шеи и точным ударом мгновенно вонзается в правое бедро.

Я чувствую его под своей кожей, в раскалённых от горячей боли мышцах, в пульсирующей кровоточащей ране, чувствую, как лезвие продолжает двигаться внутрь моего тела, возможно, втыкаясь в кость. Сердце стучит бешено и громко, заглушая мой новый вопль. Боль заполняет собой всё, и я закрываю глаза, видя теперь перед собой лишь ослепляющие вспышки белого света, вместо того, что предстало моему взору мгновение назад: лишь помню, что Ян сорвался с места. Константин был не рушим, но Ян… Чернобог тут же сделал мне ещё больнее, в ответ на его первые же шаги, чтобы остановить сына — владыка пекла выставил вперёд руку, и моё сердце зажали тиски: это не было игрой моего воображения, не знаю как, но он будто на самом деле вонзил пальцы в мою плоть, сжав трепещущую сердечную мышцу, и теперь я пребывала в обжигающей тьме, наблюдая за взрывающимся белым светом, догадываясь о том, что если Ян может влиять на разумы, подчиняя их себе, то причинять лишь одной мыслью боль — уникальная способность Чернобога. Вот, почему Тьма избрала его править адом. Потому что такова его сила. И эта сила, вызвавшая мои громкие крики, заставляет Яна остановиться, так и не приблизившись ко мне, потому что так работает шантаж. Он замирает — и моя боль отступает, отливая волной, и крики сменяются тяжёлыми стонами отчаяния. У меня даже получается приоткрыть глаза, подняв тяжёлые веки — синие электрические молнии разъярённо мерцают рядом с Яном, но он не может направить их в Смога, потому что попросту знает, чем это обернётся — туросик убьёт меня за полсекунды, а в следующую — расщепит Смог, потому что это требовало мизерных усилий. И это сковывало Яна, почти так же, если бы его поместили в клетку, как если бы сковали. Смог полностью контролировал его сейчас, шантажируя мной, даже не прикасаясь ни к одному из нас, не шевеля и пальцем.

Ян молчит, стиснув зубы. Вижу Валентину, Алексея, Гая — бледных и будто виноватых. Опустошённое недвижимое лицо Константина, стоящего на коленях, направленное в пол.

Реакция Яна — то как он двинулся ко мне, когда все остальные, особенно Константин остались на месте — сбивает Чернобога с толку, действительно сбивает. И Чернобог быстро понимает, что ошибся. Я важна не для Константина, а почему-то для Яна. Чернобогу не надо объяснять — он начинает догадываться.

В глазах Смога воспламеняется праведный гнев. Прожекторы больше не светят белым, а отливают оранжевым. Плавно переходя в красный. А затем становятся снова цвета пустоты. Константин больше его не волновал.

— Мне стоило поинтересоваться, чем ты занимаешься в яви всё это время, — процедил Смог, глядя на Яна, и задумчиво хмыкнул: — Значит, человеческая оболочка что-то для тебя значит…

Владыка пекла посмеялся, горько, едко. Угрюмо. А затем в его голосе послышался новый запал энергии, урагана зла.

— Что это? — вопросил он. — Жалость? Негодование из-за того, что пытают твоих питомцев? Порыв знаменитого людского благородства?

— Ничего необычного, — ровным тоном произнёс Ян, храня непоколебимость, защищаясь ею, словно бронёй. — Она просто человек. Оставь её в покое. Девушка невинна и попала сюда случайно. Нет смысла причинять ей вред.

Ян продолжал делать вид, что мы друг другу никто. Ни разу его взгляд не скользнул на меня, обнажая тревогу. У него хорошо получалось управлять своими чувствами и мимикой, но, кажется, отец хорошо его знал. И что-то не давало ему покоя, рождая подозрения.

Смога заинтересовали его слова и его поведение, и желая получить ответ, он мгновенно снова обернулся на меня, вскинул ладонь и моментально сжал её в кулак. Острая боль пронзила моё сердце, непереносимая и жгучая, словно его кулак сжимал его изо всей силы. Боль ползла от сердца к рукам, животу, спине, шее и челюсти, охватывала голову, всю поверхность кожи и глаза. Она ежесекундно усиливалась. Реальность блекла, зрение отказывало — расплывался зал и силуэты. И только слух не отказывался функционировать, я отчётливо слышала свой собственный истошный вопль, переходящий в бесконечно долгий крик, длящийся как мне казалось несколько минут, пока невидимая сила владыки ада безостановочно терзала меня, и ещё,