Наследство рода Болейн - Филиппа Грегори

Никакой силе не превратить Екатерину в почтенную даму. Дело в том, что в ней нет ни малейших задатков почтенной дамы, ни подходящего воспитания, ни навыков, ни просто здравого смысла. Бог знает, что герцогиня понимает под воспитанием юных леди. Екатерине дали несколько уроков танцев и музыки — включая пару поцелуев с учителем музыки, а домашние счета разбирать и не подумали научить. Языкам не обучена, читать ноты не умеет, сколько бы этот учитель музыки, Генри Мэнокс, ее ни обхаживал. Поет тоненьким, слабеньким голоском, танцует, что твоя шлюха, правда, на лошади скачет неплохо. Что еще? Да ничего. Вот и все.

Чтобы подольститься к мужчине, у нее мозгов хватает. Ночные проказы в Норфолк-Хаусе кое-каким подобающим хорошей шлюшке навыкам ее обучили. Слава богу. К королю она ластится, и тут ей равных нет. В его воображении она — чудо из чудес и само совершенство.

Она заменила ему дочь — своих дочек он никогда не любил. У него две дочери, уже было четыре жены, и все ему чего-то не хватает. Екатерина должна наконец стать той, с которой он обретет счастье, вот король и старается себя убедить, что эта жена — чистое совершенство.

Герцог меня вызывает теперь не реже раза в неделю — с говардовской девчонкой нужно держать ухо востро, особенно после того, как ничего не вышло с двумя болейновскими.

— Как она себя ведет — прилично?

Я киваю.

— Бесится с фрейлинами, но ничего такого, что, на ваш вкус, нельзя сказать на людях, не говорит, ничего дурного не делает.

— При чем тут мой вкус? — фыркает он. — Главное, чтобы королю все было по вкусу.

Я молчу. Кто знает, что королю по вкусу?

— Ничего такого, что уронило бы ее высокое достоинство, королева не делает, — говорю осторожно.

Дядюшка холодно взглядывает на меня из-под сурово насупленных бровей.

— Мне этих гладких слов от тебя не нужно. Я там тебя держу не для того, чтобы ты мне загадки загадывала. Скажи прямо — есть о чем беспокоиться?

— Она неравнодушна к одному из придворных короля. Ничего не происходит, просто глядят друг на друга и млеют.

— Король заметил? — хмурится дядюшка.

— Нет. Это Томас Калпепер, один из его любимчиков. Король ни на что не обращает внимания, он от них обоих без ума. Велит им вместе танцевать, говорит — они подходящая пара.

— Я их видел, — кивает. — Присматривай за ней, не давай с ним наедине оставаться. Пятнадцатилетней девчонке мудрено не влюбиться, и уж конечно не в пятидесятилетнего мужа. Придется за ней приглядывать. Что еще?

— Жадная она. — Я отвечаю не сразу. — Каждый раз за обедом выпрашивает что-нибудь у короля. Всем известно, он этого не любит. С ней пока по-другому, но ненадолго. Сколько еще он будет терпеть — она все время просит теплое местечко то для одного кузена, то для другого, то для одной подружки, то для другой. Или подарки выпрашивает.

Герцог делает какую-то отметку на лежащем перед ним листе бумаги.

— Хорошо. Пусть еще попросит место посла во Франции для Уильяма, а потом перестанет клянчить. Что-нибудь еще?

— Эти девчонки, фрейлины. Из Норфолк-Хауса и Хоршема.

— Да?

— Ужасно себя ведут, — смело начинаю я. — Не могу с ними управиться. Глупые девчонки, все время крутятся с кавалерами, то пытаются удрать, то протащить ухажера в спальню.

— Протащить ухажера в спальню? — Он насторожился.

— Да. Репутации королевы урона нет, когда в спальне спит сам король. Но что, если он устал или болен, если ночует у себя? Тут-то и заметят, как кавалер крадется по задней лестнице. Как докажешь, что крадется он не к королеве, а, например, к Агнессе Рестволд?

— Да, у нее найдутся враги, — задумчиво произнес он. — Любой реформатор или лютеранин только порадуется ее бесчестью. О ней уже поговаривают.

— Вам известно больше, чем мне.

— Ну и наши старые враги. Любое семейство в Англии только обрадуется ее падению, да и нашему вместе с ней. Так уж повелось. Вокруг короля всегда крутятся друзья его жены. Сейчас мы на высоте, но враги наши не дремлют.

— Если б нам не было нужно все на свете…

— Чего бы ни стоило, я получу управление Севером, — раздраженно ворчит он.

— Да, а потом что?

— Что, непонятно? — Внезапно он говорит откровенно, без обиняков. — У короля всегда есть любимцы и недруги. Была у него жена-испанка — он поссорился с Францией. Женился на Анне Болейн — разорил монастыри и разругался с Папой. Пока был женат на Сеймур, нам, Говардам, доставались только крохи с его стола. Взял жену из Клеве — всем пришлось пойти в рабство к Томасу Кромвелю, который эту жену добыл. Теперь снова наша очередь. Наша девочка на английском троне, и все, до чего мы сможем дотянуться, — наше.

— Но все остальные — враги. И врагами стали из-за нашей жадности.

Он оскалил в усмешке желтые зубы.

— Все друг другу враги. Но сегодня в выигрыше мы.

Хэмптон-Корт, Рождество 1540 года

«Встречай неизбежное с достоинством» — такой у меня теперь девиз. Барка поднимается вверх по реке. Завидев мой штандарт, с яликов и лодок кричат: «Да здравствует королева Анна!» — и снимают шапки. Иногда слова поддержки звучат не так вежливо: «Я с тобой, дорогуша!» или «Возьми моряка с Темзы!» — и даже хуже. Я улыбаюсь, машу рукой, повторяю снова и снова: «Встречай неизбежное с достоинством».

Королю достоинства недостает. Его себялюбие и легкомыслие бросаются в глаза каждому. Испанский и французский послы, наверно, смеются до упаду над его непомерным, безудержным тщеславием. Малышка Китти Говард (королева Екатерина, я должна, я буду звать ее королевой) тоже достоинством не блещет. Скорее можно ожидать достойного поведения от щеночка. Если король не бросит ее через год, если она не умрет от родов, тогда, быть может, и приобретет осанку королевы. Но сейчас… Сказать по правде, она и фрейлиной особо хорошей не была.

Придется постараться, чтобы мы трое не стали посмешищем для всей страны. Я войду в свои бывшие комнаты, в свой любимый дворец как почетная гостья, преклоню колено перед девчонкой, занявшей мое место, спокойно обращусь к ней, назову королевой Екатериной, не буду ни плакать, ни смеяться. Стану, как хочет король, его сестрой и лучшим другом.

Это не обеспечивает защиты от ареста — обвинение по прихоти короля может настигнуть меня в любой момент, как и всякого другого. Его родная племянница томится под стражей в старинном Сионском аббатстве. Всякому понятно — родство с королем не спасает от страха, дружба не дает защиты, чего стоит пример Томаса Уолси, того, кто построил этот дворец. Барка медленно плывет вверх по реке. В моем лучшем наряде я выгляжу сегодня в сто раз счастливее, чем когда была замужем.

Чудно все-таки — плыву на собственной барке, над головой развевается флаг Клеве. Нас не сопровождают другие барки, полные придворных, меня не ожидает пышный прием. Король в самом деле добился, чего хотел, — никогда бы не поверила, что такое возможно. Я была его женой, теперь я его сестра. Какому христианскому королю удавалось подобное превращение? Я была королевой Англии, а теперь в Англии другая королева, моя бывшая фрейлина.