Волчий пастырь. Том 2 - Сергей Извольский

Танцевальная программа мероприятия наконец закончилась, и вместе с общей группой мы прошли в зал с накрытыми столами. Во главе, вместо императора, расположился министр военного департамента. Он же и произнес первый тост, поднимая бокал за всех собравшихся здесь и сейчас героев. Едва закончив явно заученную фразу, министр немедленно выпил.

Судя по слухам, тот еще любитель заложить за воротник на официальных мероприятиях, а оборонной деятельностью Империи вместо него уже давно руководит команда заместителей. Ну да ладно, не мои проблемы.

Вторым, по старшинству чествования и совокупности заслуг, после того как все подняли первые бокалы и первично утолили аппетит, тост произносил Финнеган. Новоиспеченный сенатор и всеобщий герой в длинной и витиеватой речи отметил как собственную гордость за Императорский флот, так и собственную гордость за себя лично.

– Улыбаемся и машем, – услышал я, как сквозь зубы проговорил Кавендиш. – Улыбаемся и машем, – повторил он, сияя широкой и неискренней улыбкой, больше похожей на оскал хищника.

Эх, учиться ему еще и учиться сдержанности. По глазам же видно, что готов убивать прямо здесь и сейчас. Хорошо, что здесь и сейчас корреспондентов нет, иначе запечатленный на фотографической карточке Кавендиш вполне может послужить моделью для плаката «А теперь я иду убивать». Причем судя по позе, готов убивать Кавендиш был конкретно вилкой, которую сейчас даже перехватил так, чтобы удобнее в чужое тело втыкать было.

К счастью, во время витиеватой речи Финнегана он не сорвался. Снова перерыв, звон бокалов, повсеместная работа челюстями, снующие вокруг официанты.

Третьим, как новоиспеченному обладателю следующего по старшинству ордена, говорить тост предстояло мне. И когда один из гофмейстеров сделал мне знак, Кавендиш вновь не сдержался и отреагировал.

– Давай, Рейнар, настало твое время! – кровожадно прошептал он, явно жаждая крови. Тоже ему татуировку что ли посоветовать нанести, чтобы сдерживать эмоциональные порывы научился?

Поднявшись и подняв бокал с игристым вином, я осмотрел всех собравшихся за столом гостей и высоких чинов.

– Мой тост…

Прерывисто вздохнув, я перевел дыхание, словно борясь с подступающим волнением.

– Мой тост будет… – начал было я снова, но вновь осекся, опять делая вид как сложно мне говорить. Звучно и резко выдохнув (как будто у меня полный бокал орочьего камаргарского чистогана в бокале, а не игристое вино), я встряхнулся. И, словно выбрасывая из памяти дежурные слова заученного текста, заговорил в форме тщательно продуманной «импровизации».

– Знаете, я совсем немного лет живу на этом свете. Но за свои семнадцать лет уже многое повидал. Особенное спасибо за это стоит сказать Корпусу Спарты, который устроил мне приятное времяпрепровождение во время отбора на курсы офицерской школы, – приподнял я бокал под ободрительный гомон двух десятков будущих и настоящих офицеров Корпуса, которых здесь кроме курсантов тоже было.

– Я много чему был свидетелем и много что пережил. Но все то, что я видел, блекло меркнет перед всем тем, что я увидел совсем недавно на склонах Варгрийского хребта, находясь между небом, снегом и землей. И я поднимаю свой бокал за настоящего героя Империи, за капитана орда Финнегана. Он…

Вновь пауза, вновь показательно осекшийся голос, и вновь взволнованно-сосредоточенный вид. Финнеган, кстати, смотрел на меня с недоумением. Как и император, судя по всему, он знал, что возможностью отправиться на Дракенсберг было куплено наше сегодняшнее спокойствие.

Но кто помешает мне признать заслуги настоящего героя? Об этом никакого разговора не было.

– Вы знаете… – уже заметно дрожащим от сдерживаемого волнения голосом проговорил я. Голос при этом ожидаемо сорвался. Но, как это надеюсь выглядело со стороны, я быстро взял себя в руки и заговорил увереннее, словно волну поймав:

– Давайте так: я, наверное, расскажу все по порядку. Так получилось, что во время прохождения славным имперским фрегатом Нереидой над пиком вершины под названием Средний палец мы, будущие офицеры Корпуса Спарты, находились на баке корабля в составе подразделения абордажной команды. Мы находились в первых рядах свершившегося подвига и видели все произошедшее своими глазами. И вы знаете… я просто поражен.

Сделав паузу, я снова под общий гомон приподнял бокал, вновь словно собираясь с мыслями. На меня смотрели в основном с интересом; но немало взглядов было с покровительственной насмешкой – большинство из присутствующих забавляло мое волнение.

Ладно, ребят, подождите – я ведь только начал. Финнеган, кстати, понемногу начинал нервничать. Неужели из-за предательства в Корпусе и полного осведомления о наших планах все эти черти были уверены, что мы сглотнем обиду?

Хорошо, что наш план остался только между мной и Кавендишем.

По уму, надо было всем этим рисовальщикам придуманных подвигов сюда ментатов пригонять, чтобы они сумели если что меня остановить, заткнув рот. Пусть даже это шаг Ассамблея индигетов Запада откровенно не поймет, и будет большой скандал; но это определенно для них лучше было бы того, что я сейчас собираюсь здесь и сейчас озвучить. Но они этого не сделали, и теперь, как правильно сказал Кавендиш, настало мое время.

Держитесь теперь, твари тупорогие.

– Простите мое волнение, но стоит мне об этом подумать, как произошедшее словно вживую стоит перед глазами, я переживаю все это снова и снова, – извиняющееся чуть поклонился я. – Итак, находясь, как я уже раньше говорил, в первых рядах зрителей свершающегося подвига, я видел, как выполняя подъем над горой на форсаже, наш фрегат идет прямо над склоном, двигаясь на высоте не более полсотни метров. Смелость маневра, как и виртуозное управление фрегатом Императорского флота его блестящим командиром, – глубоко поклонился я Финнегану, – казалась мне просто поразительной!

В зале присутствовало несколько грамотных флотских, которые, как полагаю имели представление о случившемся из сводок. И мои слова – им, знакомым с эйраторией, воздушным театром действий вокруг Разлома, многое сказали о маневре и большом уме капитана Финнегана. Он, кстати, понемногу начал обратно бледнеть. И вилку сжимает сейчас прямо как Кавендиш недавно.

«Мразина, не знал, что не только в одни ворота можно играть?» – так и хотелось мне спросить у него прямо и открыто. Но опыт военного советника императора позволял мне выразиться на официально языке, путь и более длинно и витиевато.

– …Никогда в жизни я не видел, и, наверное, больше никогда в жизни не увижу больше подобного мастерства. Это было… виртуозно! Мы буквально разрывали мглистую завесу облаков, как вдруг… нас атаковали! Вероломно, исподтишка. Нас вероломно атаковало целая группа ведьм, их было сразу пятеро! Пять ведьм, которые бросали в нас сильные и смертоубийственные заклинания не ниже пятого круга! Клянусь пред лицом богов, так все и было! – поднял я руку, заставив блеснуть светом Сияния свой перстень.

Некоторые из присутствующих офицеров, не только флотские, начали ошарашенно переглядываться. По всей видимости, официальная сводка была составлена так, что всем становилась ясно – герой Финнеган, а наши медальки – это лишь знак уважения к Корпусу. Но после моих слов те, кто хоть немного понимает в военном искусстве, крепко задумались над тем, что официальные сводки о боестолкновении, очень мягко говоря, лгут.