Земля без людей - Алан Вейсман

Именно этого не происходит в современных незаконных деревнях вдоль дорог для вывоза бревен, по которым на плоских прицепах вывозили кедр и красное дерево. Поселенцы, говорящие на языке майа кекчи, беженцы с высокогорий, уходили от карательных акций, направленных на повстанческое движение, в результате которых в 1980-х были убиты тысячи гватемальских крестьян. Поскольку подсечно-огневое земледелие, используемое на вулканических горах, оказалось пагубным для дождевых лесов, эти люди вскоре обнаружили себя окруженными все расширяющимися пустошами, дающими лишь чахлые ростки маиса. Чтобы удержать их от разграбления раскопок, Демарест выделяет бюджет на докторов и работы для местных жителей.

Политическая и аграрная системы майя столетиями работали на равнинах, пока не начали рушиться в Дос-Пилас. Во время VIII столетия появились новые стелы, в которых творческий след индивидуальности скульпторов начал заменяться единообразным, военным социальным реализмом. Броские иероглифы, выбитые на каждой из искусно сделанных пролетах храмовых лестниц, описывают победы над Тикалем и другими центрам, чьи глифы были заменены на Дос-Пилас. Впервые земли завоевывали.

Стратегически используя союзы с другими соперничающими городами-государствами майя, Дос-Пилас превратился в агрессивную интернациональную силу, влияние которой простиралось от долины Рио-Пасьон до нынешней границы с Мексикой. Его ремесленники устанавливали стелы, изображающие блистательного к’ухуль ахау в сапогах из кожи ягуара, попирающего ногами обнаженного побежденного короля. Правители Дос-Пилас накопили несметные богатства. В пещерах, куда тысячу лет не ступала нога человека, Демарест и его коллеги нашли место, где прятали сотни изукрашенных полихромных горшков с нефритом, кремнем и остатками принесенных в жертвы людей. В могилах, вскрытых археологами, члены королевской семьи погребались с полными нефрита ртами.

К 760 году н. э. контролируемая ими и их союзниками территория была в три с лишним раза больше, чем у обычного королевства классических майя. Но теперь они окружали свои города частоколами, проводя большую часть правления за стенами. Примечательная находка свидетельствует о конце самого Дос-Пилас. После неожиданного поражения самовосхваляющих колонн уже не воздвигали. Вместо этого крестьяне, жившие на концентрических полях вокруг города, бросили свои дома и воздвигли деревушку прямо посреди церемониальной площади. Степень их испуга отразилась в укреплении, которое они воздвигли вокруг поселка из облицовочных материалов, сорванных с могилы к’ухуль ахау и главного дворца, чей ступенчатый храм был разрушен и добавлен к завалу. Это можно сравнить со сносом монумента Вашингтону и мемориала Линкольна для укрепления палаточного лагеря в Нэшпл-Молл[40]. Осквернение на этом не закончилось: стена проходит прямо поверх некоторых сооружений, включая триумфальную украшенную иероглифами лестницу.

Может, эти грубые надстройки появились много позже? На этот вопрос дают ответ облицовочные камни, лежащие непосредственно на ступенях, без слоя почвы между ними. Это сделали сами жители Дос-Пилас, то ли утратив благоговение перед памятью о правителях, то ли оскорбленные жадностью прежних властителей. Они так глубоко закопали великолепную резную, украшенную иероглифами лестницу, что никто не знал о ее существовании, пока аспират Университета Вандербильта не раскопал ее 1200 лет спустя.

Может, растущее население истощило землю, соблазнив правителей Петексбатуна захватить собственность соседей, что привело к ответным действиям и в результате к разрушительной войне? Но Демарест считает, что все было как раз наоборот: выпущенная на свободу жажда богатства и власти превратила их в агрессоров, а ответные действия потребовали забросить уязвимые, удаленные от города поля и увеличить производство ближе к дому, выжимая из земли больше, чем она могла дать.

«В обществе появилось слишком много знати, и всем требовались экзотические побрякушки». Он описывает культуру, качающуюся под весом избытка благородных, которым необходимы были перья кетцаля, нефрит, обсидиан, тонкий сланец, полихромная керамика, изысканные ступенчатые крыши и шкуры животных. Благородное сословие – дорогое, непроизводительное и паразитическое – высасывало слишком много жизненных сил общества на удовлетворение своих прихотей.

«Слишком много наследников хотели тронов или нуждались в ритуальном кровопролитии для подтверждения статуса. Так династические войны усиливались». А если требуется строить больше храмов, более калорийное питание для их строителей приводит к необходимости производства большего количества еды, объясняет он. Численность населения растет, чтобы было достаточно производителей пищи. Сами войны требуют увеличения населения – как это было в империях ацтеков, инков и китайцев, – потому что правителям нужно пушечное мясо.

Ставки росли, торговля рушилась, а население концентрировалось – смертельно в дождевом лесу. Шло уменьшение вложений в медленно растущие культуры, поддерживающие разнообразие. Беженцы, жившие за защитными стенами, обрабатывали только близлежащие области, а это привело к экологической катастрофе. Их вера в правителей, когда-то казавшихся всезнающими, но теперь одержимых эгоистическими, сиюминутными устремлениями, падала вместе с качеством жизни. Люди теряли веру. Прекратилась ритуальная деятельность. Они покидали центры.

Руины у близлежащего озера Петексбатун на полуострове Пунта-де-Чимино оказались остатками укрепленного города последнего к’ухуль ахау Дос-Пилас. Его монументы быстро поглотил лес: в мире, освобожденном от людей, человеческие попытки сотворить горы быстро тают в земле.

«Когда занимаешься исследованием обществ, бывших столь же уверенных в себе, как наше, которые рушились и в конце концов были поглощены джунглями, – говорит Артур Демарест, – понимаешь, что баланс между экологией и обществом – вещь очень тонкая. Если что-то его нарушает, все может закончиться».

Он наклонятся, поднимая с земли осколок керамического сосуда. «Две тысячи лет спустя кто-нибудь так же будет склоняться над фрагментами, пытаясь понять, что же пошло не так».

Из деревянного ящика, стоящего на полу офиса в Национальном музее естественной истории, куратор отдела палеобиологии Дуг Эрвин вытаскивает 20-сантиметровый кусок известняка, найденный им в месторождении фосфатов между Нанкином и Шанхаем к югу от китайской реки Янцзы. Он обращает внимание на потемневшую нижнюю половину, насыщенную окаменевшими простейшими, планктоном, одностворчатыми и двустворчатыми моллюсками, головоногими и кораллами. «Жизнь здесь была хороша. – Он показывает на бледную беловатую линию пепла, отделяющую верхнюю бледно-серую половину. – А здесь она стала очень плохой. – Он пожимает плечами. – А потом немало времени ушло на улучшение жизни».

Дюжина китайских палеонтологов потратила 20 лет на изучение подобных образцов для определения, что тонкая белая линия относится к пермскому периоду. Изучая кристаллы циркона, попавшие внутрь крохотных стеклянных или металлических сфер, заключенных в образцах, Эрвин и геолог Массачусетского технологического института Сэм Браун указали точную дату этой линии: 252 миллиона лет назад. Черный известняк, лежащий под ней, – застывший снимок богатой прибрежной жизни, окружавшей единый гигантский континент, наполненный деревьями, ползающими и летающими насекомыми, амфибиями и ранними плотоядными рептилиями.