Благословите короля, или Характер скверный,не женат! - Анна Гаврилова

В общем, несмотря на сиятельную улыбку, внутренне я пребывала в растерянности. Зато Лария радовалась искренне и безмерно.

— Я же говорила, что решение непременно найдется, — то и дело повторяла она. — Я же говорила, что Богиня без защиты не оставит!

Спустя час вот таких реплик и взаимного обмена улыбками настоятельница принялась расспрашивать о моей жизни и моем мире. Вот теперь внутреннее смятение подвинулось — ведь кто бы что ни говорил, но перенос храма действительно может лишить связи с родными.

При том что родители и Юльчик и так в абсолютной панике, потеря связи приведет к настоящей катастрофе. Вот только Ринару на проблемы моих близких наплевать, желание лишний раз продемонстрировать собственную власть для этого самодура важнее. Так о каких сожалениях речь?

Но сожаления все равно были. Мне все равно хотелось, чтобы все происходило иначе — лучше и светлей. Правда, рассказывать, поражая храмовницу реалиями родного мира, это не мешало.

Зато когда в дверь тесной кельи постучали, а в образовавшуюся щель протиснулась голова одной из монахинь и сообщила, что к Ларии визитер, сердце опять сжалось. Жаль только, визитером оказался не Ринар — с разрешения старушки в келью проскользнула Низа.

Увидав меня, «белая шапка» сильно удивилась и прищурилась, проверяя наличие метки. А убедившись, что знак никуда не делся, удивилась еще сильней.

— Вы здесь? — выдохнула она. — Но как? Почему?

— Пытаюсь воспитывать короля, — призналась я с улыбкой.

— А ваша телепортация? — продолжила недоумевать Низа.

Вот в этой реплике, в отличие от первой, отчетливо прозвучали нотки фальши, и я тоже прищурилась. Потом припомнила нашу первую и единственную встречу и прищурилась сильней.

Да, Ринарион, будучи представителем светской власти, забыл о столь элементарной особенности, что храм есть убежище. Но Низа-то забыть не могла! Вот только…

— Почему вы не сказали, что стены храма от телепортации защищают?

По лицу «белой шапки» пробежала тень легкого, но несколько шкодливого испуга, однако тушеваться храмовница не собиралась. Ответила:

— Вы про это не спрашивали.

Я шумно втянула ноздрями воздух и вновь попыталась вспомнить ту встречу. А ведь матушка права… Ринар интересовался возможностью переместить меня обратно в мой мир и снять метку. А вот про запрет телепортации величество не заикнулся.

Но это была уже софистика! Низа прекрасно ситуацию понимала и могла подсказать! Тем не менее, равно как и сопровождавшие ее коллеги, предпочла промолчать. Ну не зараза ли?

— Леди Светлана, метка на вашей ауре — символ воли Богини-Матери, — видя мой скепсис, напомнила Низа. — Пойти против Богини? Да еще по собственной инициативе? Вы же понимаете, что я не могла.

Увы, но я действительно понимала. А еще я понимала, что, напомни «белая шапка» про храм, и все бы сложилось совсем иначе. Да, наши с Ринаром отношения не идеальны, но и не так уж плохи. И тот факт, что мы с величеством постоянно были вместе, сыграл в этом вопросе не последнюю роль.

Так что поводов ворчать на Низу все-таки не имелось, поэтому я выдохнула и беспечно махнула рукой. А храмовница просияла и обратилась уже к Ларии:

— Как себя чувствуешь?

— Чудесно! — прощебетала старушка. И слегка вытянув шею, дабы рассмотреть получше, спросила: — А что это у тебя?

Вот только теперь я заметила в руках Низы стопку скрепленных между собой листков. Но, в отличие от Ларии, никакого интереса к этим листкам не испытала.

— Легенда о возникновении Железных гор, — сказала «белая шапка». — Помнишь, ты просила?

Старушка, безусловно, помнила, а Низа…

— Я хотела принести сами свитки, но они буквально рассыпались в руках, и часть текста от старости поплыла. Поэтому я переписала.

— Ой, ну зачем… — начала было настоятельница.

— Мне несложно, — с улыбкой ответила Низа. После чего шагнула к высокому столику, который стоял между кроватью и оккупированным мною стулом, и, водрузив на него обсуждаемый документ, огляделась.

«Белая шапка» искала, куда бы присесть, но единственный стул был занят, поэтому Лария подтянула ноги и указала на край кровати.

Я попыталась проявить вежливость и встать, дабы освободить место и вообще келью покинуть. Но была остановлена…

— Нет-нет, — сказала Лария. — Сиди.

— Но…

— Все хорошо, — заверила старушка. — Ты не помешаешь.

Низа это мнение разделяла, о чем сообщила ее улыбка, и я, подумав, осталась. Подхватила чашку с недопитым чаем, сделала глоток и услышала:

— Ты хорошо выглядишь. — Реплика принадлежала Низе и адресовалась, разумеется, «больной».

— Это все Фивия, — пояснила настоятельница. — И ее тонизирующий настой.

«Белая шапка» неожиданно скривилась, чем невольно напомнила об отношении к Фивии Ринариона. И добавила, покачав головой:

— Лария-Лария…

Старушка картинно закатила глаза, а через секунду парировала:

— Матушка Фивия давно доказала свою преданность храму. Она работает не покладая рук и делает побольше многих. Ее прошлые взгляды — это юношеский максимализм. Низа, ты ведь знаешь, как молодые к жизни относятся! Им кажется, что жизнь будет длиться вечно и что все окружающие — дураки. Молодости свойственно бунтовать против устоев общества. Но это проходит.

Слова точно звучали не впервые, и «белую шапку» они не впечатлили. Только уходить в философию Низа не стала, ее ответный аргумент был проще и носил чисто прикладной характер:

— Если Фивия оставила прошлые взгляды, то почему она не принимает участие в таинствах, посвященных Богине? Почему, когда речь об обрядах, где в свидетелях сами боги, Фивия всегда остается в стороне?

— Мм… А вот до этого еще не дозрела, — чуть растеряв пыл, ответила старушка.

— Не дозрела? — переспросила Низа. — За столько лет?

В общем, взгляды на матушку Фивию у Низы и Ринара совпадали, однако улыбки этот момент не вызвал. Наоборот — я ощутила толику тревоги, правда проникнуться этой тревогой не успела. Просто отвлеклась…

Дело в том, что когда возвращала чашку на столик, зацепилась взглядом за надпись, украшавшую первый лист переписанного «белой шапкой» сочинения. Что-то в этой надписи показалось странным, и я слегка выпала из реальности.

Я сидела, смотрела и усиленно пыталась понять, что именно меня смущает. А потом догадалась — надпись была слишком аккуратной и какой-то очень округлой. Этакий даже не женский, а истинно девчачий почерк.

Уже не слыша, о чем говорят храмовницы, я потянулась и осторожно приподняла первый лист. Только надежда не оправдалась — сам текст был написан той же рукой, и от заголовка, который вполне мог сделать кто-то другой, не отличался.