Роковая музыка - Терри Пратчетт

А вот стрелок не было.

– Впечатляет, – признался ворон. – Особенно коса на конце маятника. Приятный штришок. Очень готический. Смотришь на них и думаешь о…

– ПИСК!

– Ну, хорошо, уже лечу. – Ворон переместился на декоративный косяк, украшенный затейливой резьбой, преобладающим мотивом которой были черепа и кости.

– Идеальный вкус, – сказал он.

– ПИСК. ПИСК.

– Водопровод у каждого дурака имеется, – сказал ворон. – Кстати, интересный факт. Тебе известно, что туалет был назван в честь сэра Чарльза Твалета? Не многие об этом знают…

– ПИСК.

Смерть Крыс открыл огромную дверь на кухню. Дверь отворилась с пронзительным скрипом, но что-то в нем было неправильно. У слышавшего этот скрип создавалось впечатление, что некто, сделавший данную дверь, решил, что она согласно остальной обстановке просто обязана скрипеть, и добавил этот штрих уже после создания самой двери…

Альберт мыл посуду в фаянсовой раковине и смотрел в пустоту.

– А, – сказал он, – это ты. Кто это с тобой?

– Я – ворон, – несколько обеспокоенно заявил ворон. – Кстати, одна из самых умных птиц. Многие склоняются к мнению, что такой птицей является говорящий скворец, но…

– ПИСК!

Ворон взъерошил перья.

– Я здесь в качестве переводчика, – сообщил он.

– Он его нашел? – спросил Альберт.

Смерть Крыс что-то долго пищал.

– Везде смотрел, ни малейшего следа, – перевел ворон.

– Значит, он не хочет, чтобы его нашли, – заключил Альберт и вытер жир с тарелки, украшенной все теми же костями и черепами. – Мне это совсем не нравится.

– ПИСК.

– Крыса говорит, это еще не самое плохое, – перевел ворон. – Послушай лучше, что творит его внучка…

Смерть Крыс пищал, ворон переводил. Тарелка со звоном упала в раковину.

– Я так и знал! – закричал Альберт. – Она спасла его! Да она даже представления не имеет, что… Так! Придется мне со всем этим разбираться. Хозяин решил, что может так запросто улизнуть, да? Только не от старого Альберта! Ждите меня здесь!

По всему Псевдополису были развешаны афиши. Новости распространялись быстро, особенно если лошадей оплачивал С.Р.Б.Н. Достабль…

– Привет, Псевдополис!

Пришлось вызывать Городскую Стражу. Пришлось, выстроившись в цепочку, подавать ведра с водой из реки. А Асфальту пришлось взять дубину и встать у дверей гримерной Бадди.

Альберт стоял в спальне и лихорадочно расчесывал волосы перед осколком зеркала. Волосы были седыми. Причем таковыми они были достаточно давно, настолько давно, что своим цветом стали напоминать указательный палец заядлого курильщика.

– Это – мой долг, – бормотал он. – Да кем бы он был, если б не я?! Может, он, конечно, помнит будущее, но не так, как надо! О да, его волнуют вечные истины, но кто должен разбираться, когда все сказано и сделано?… Такие простофили, как я, вот кто.

Он посмотрел на свое отражение в зеркале.

– Вот именно!

Под кроватью Альберт хранил потрепанную обувную коробку. Он крайне осторожно достал ее и снял крышку. Коробка была наполовину заполнена ватой, в которой, словно редкое яйцо, лежал жизнеизмеритель.

На стекле было выгравировано имя: «Альберт Малих».

Песок внутри словно застыл. В верхней колбе его оставалось совсем немного.

Времени здесь не существовало.

Это было частью Соглашения. Он работал на Смерть, и время для него останавливалось, пока он не возвращался в Мир.

Рядом с часами лежал клочок бумаги. В верхней части было написано число «91», но за ним следовали другие, все ниже и ниже: «73»… «68»… «37»… «19».

Девятнадцать!

Он совсем потерял голову. Позволил жизни утекать часами и минутами, в последнее время это случалось особенно часто. Проблемы с водопроводчиком. И покупки. Хозяин не любил ходить за покупками. Его очень неохотно обслуживали. Несколько раз Альберт устраивал себе выходные, потому что так приятно иногда почувствовать на лице лучи солнца (любого), ощутить ветер, капли дождя. Хозяин, конечно, сделал все, что мог, чтобы создать здесь подобие настоящего мира, но, честно говоря, у него ничего не получилось. И приличные овощи тут не росли. Они вроде бы созревали, но на вкус все равно были незрелыми.

У него оставалось всего девятнадцать дней в мире смертных. Ладно, этого более чем достаточно.

Альберт сунул жизнеизмеритель в карман, накинул пальто и спустился по лестнице.

– Ты, – сказал он, указав на Смерть Крыс, – неужели ты не нашел ни одной зацепки? Что-то должно быть. Соберись.

– ПИСК.

– Что он сказал?

– Он сказал, что, ему кажется, тут как-то замешан песок.

– Песок, – повторил Альберт. – Хорошо. Неплохое начало. Обыщем весь песок.

– ПИСК?

– Где бы хозяин ни появился, он производит на людей неизгладимое впечатление.

Утес проснулся от какого-то свиста. Потом он увидел силуэт Золто, размахивавшего кистью.

– Эй, гном, ты чем там занимаешься?

– Попросил Асфальта найти краску, – ответил Золто. – Это не комната, а позор какой-то.

Утес приподнялся на локтях и осмотрелся.

– И как называется цвет, в который ты выкрасил дверь?

– Нильский голубой.

– Приятный.

– Спасибо.

– И шторы неплохие.

Со скрипом распахнулась дверь. Вошел Асфальт с подносом в руке и пинком ловко закрыл дверь.

– О, извини.

– Ничего, я закрашу пятно, – отозвался Золто.

Асфальт, дрожа от возбуждения, опустил поднос на стол.

– Все только о вас и говорят! – воскликнул он. – А еще говорят, что все равно собирались строить новый театр. Я принес яичницу с беконом, яичницу с крысой, яичницу с коксом и… и… Что же я еще хотел сказать?… Да! Капитан Городской Стражи велел передать, что, если вы до рассвета не покинете город, он лично зароет вас в землю живьем. Я уже подогнал телегу к черному входу. Правда, женщины разрисовали ее губной помадой. Кстати, приятные занавесочки.

Все трое посмотрели на Бадди.

– Он даже не шевелился ни разу, – озабоченно промолвил Золто. – Сразу после выступления рухнул, будто выключили.

– А вчера неплохо так прыгал, – заметил Утес.

Бадди спокойно похрапывал.

– Когда вернемся, – сказал Золто, – нужно будет уехать куда-нибудь и отдохнуть.

– Именно, – согласился Утес. – Если мы вернемся живыми, я заброшу за спину свой мешок с камнями, пойду куда-нибудь далеко-далеко и остановлюсь, только когда кто-нибудь спросит: «Эй, а что такое ты тащишь на спине?» Это место и станет моим домом.