Боевой устав Гоблина - Вадим Косинцев

Оказалось второе. Переведя дух, испытатель протянул емкость Заку и сдавленным голосом пробормотал:

– Видишь, не яд.

– Ладно, поверю, – сказал Маггут и тут же плеснул в рот порядочную порцию пойла. – Ух, хорошо!

Квакваса посмотрел на него с обожанием.

– Какой ты могучий! Настоящий витязь таха. Дай потрогать твою мускулистую грудь. Где там у тебя волшебный знак Хуру-Гезонса?

– Еще чего! – Орк отстранился, погрозил Кваквасе кулаком с бутылкой и подозрительно спросил: – Эй, а ты случайно не голубой? Учти, я натурал. Даже пьяный с мужиками не милуюсь.

– Что ты, брат, я не голубой ни в одном месте. Разве не видишь? Или мне надо раздеться и показать все тело?

– Не вздумай!

– Ладно, не буду. Кстати, я пришел поговорить об очень серьезных вещах.

– О чем? – Зак снова приник к бутылке.

– Об угнетении орков и гоблинов людьми. Мне больно смотреть, как этот блондин помыкает тобой. Все лучшее у тебя забирает, командует. Подумаешь, бывший легионер! Да если ты настоящий таха…

– Я настоящий таха! – гаркнул Зак, рыгнул и в один заход отпил треть бутылки «Белой антилопы». Он был уже так пьян, что перестал различать тошнотворный вкус ананас-виски и хлебал ее, как лимонад. – Круче меня только Черный Шаман!

– Вот о том и речь! – воскликнул хитрый гоблин. – Ты сильный и могучий, поэтому нельзя допускать, чтобы Федор использовал тебя, словно раба. Это унижает гордый дух орка!

– А как мне воз… возвысить гордый дух?

– Убей его!

– Убить? Федора?

– Да. Р-раз, и готово! – Квакваса чиркнул пальцем по горлу. – И знаешь, брат, тогда кое-кто очень влиятельный приблизит тебя к себе. И щедро наградит.

– Тысячник, что ли?

– Я этого не говорил. – Квакваса многозначительно усмехнулся и подмигнул. Сначала одним глазом, потом другим.

– А ты мне не подмигивай, сукин ты сын! – вдруг сказал Зак почти трезвым голосом и поймал Кваквасу за кадык. – Я тебе сейчас глазки-то наглые выковыряю. Чтоб не моргал. Против друга меня настраиваешь, шакалье отродье, ублюдок свиньи и павиана?! Помнишь, как я в джунглях хотел его зарезать? А он меня отмутузил в хлам. Хочешь небось, чтобы я снова опозорился? И форму мне бабскую подсунул, чтоб все смеялись? Да я тебя сейчас самого прикончу!

Он покрепче сжал глотку хрипящего и извивающегося провокатора, другой рукой ухватил его за ремень, поднатужился, взметнул до уровня плеч и запустил в окно. Силуэт Кваквасы мелькнул на фоне оконного проема. Стоявшая на подоконнике лампа кувыркнулась вниз и сейчас же погасла.

Зак зашарил впотьмах руками. Он сообразил, что негодяй каким-то чудесным образом избежал выпадения во двор, и желал теперь поймать его, чтоб исправить оплошность. Но юркий последыш свиньи и павиана сумел-таки проскользнуть мимо, оставив в пальцах орка лишь клок волос. Брякнула дверь, затопотали по коридору торопливые шаги.

– Догоню – наизнанку выверну! – крикнул Зак в сторону двери и счастливо заржал. – Здорово я его! Но почему ублюдок не вывалился наружу?

Маггут по стеночке пробрался к окну, пихнул в проем руку и вздохнул. Как он мог забыть о противомоскитной сетке? И кто мог предположить, что она такая прочная?

Конечно, ни о какой кройке, ни о каком шитье речи уже не шло. Зак кое-как заблокировал дверь при помощи выломанной из подоконника доски и ремня. Затем допил чудом уцелевшее во время побоища ананас-виски и завалился спать.

* * *

Первая мысль Люсьена после получения оружия была элементарна и прямолинейна. Немедленно вернуться на базу мятежников и покончить с Черным Шаманом. К счастью, гремлины предусмотрели у своих подопечных возможность критического мышления. Гомункулус своевременно вспомнил, каким провалом обернулась несогласованная с командиром диверсионной группы попытка ликвидации бунтаря-таха в джунглях. Второго промаха сержант Стволов не простит. Прикажет Люсьену вырвать свое сердце из груди собственными руками, а перед этим опустошить драгоценное содержимое артефакта в какую-нибудь выгребную яму. И если первое Люсьен был готов выполнить беспрекословно, то одна только мысль об уничтожении бутыли активировала в его сознании эмоцию ужаса.

Чем дальше, тем сильнее привязывался он к этому предмету. Иногда гомункулусу начинало казаться, что бутыль – нечто большее, чем продвинутый ремонтный ЗИП. Что это – нуждающийся в защите эмбрион некоего существа, наполовину эльфа, наполовину гомункулуса. Что он жертвует Люсьену часть своей ртутной крови, дабы тот уберег его от тысяч опасностей и дал родиться в положенный срок.

Проанализировав названные причины, Люсьен решил оставить самодеятельность. В боевой обстановке, при наличии живого командира, она вредна. Люсьен скрытно проник в занятый повстанцами барак и затерялся среди мятежников. Сделать это было проще простого. Мало кто из измотанных голодных гоблинов обращал внимание на соседа, – если тот, конечно, не ел консервированное мясо или не пересчитывал деньги. Большинство воинов таха просто спало. Гомункулус прилег возле колонны, где тень была особенно густой, и стал наблюдать за обстановкой. Он видел, как диверсанты поменяли одежду, слышал, как рядовой Маггут употреблял алкоголь и бил Кваквасу, знал, чем занимаются в соседнем строении сержант Стволов и гоблинша-десятник. Действия соратников, как и прежде, выглядели нерациональными, но, безусловно, должны были привести к желательным последствиям и имели важный стратегический смысл.

Ни того, ни другого Люсьен понять не мог.

Понимая, сколь ответственное дело предстоит, командарм задумал лично проверить готовность разведчиков к вылазке. Поэтому наутро мы с Заком, облаченные в камуфляж «небесных повязок», вошли за ширму и предстали перед Черным Шаманом.

Надо заметить, что выглядели оба не лучшим образом.

Щетину я сбрил. Оголившиеся скулы и подбородок были слишком светлыми по сравнению с загаром на открытых прежде частях лица. Кроме того, было видно, что я за всю ночь не приклонил головы, а вместо отдыха выполнял тяжелую, изматывающую работу без единой передышки. Сейчас веки у меня слипались, я поминутно зевал и тер кулаком глаза. Впрочем, надо признать, издалека я был молодец хоть куда. Форма сидела «в облипочку», свежий подворотничок слепил белизной. Ботинки были надраены, ремень затянут, а небесно-голубая бандана залихватски сдвинута на правую сторону.

Похмельный Зак в сравнении со мной проигрывал по всем пунктам. Орк постоянно облизывался и с болезненным стоном трогал голову. Так и не ушитая мятая форма, на которой добавилось несколько подозрительных пятен, висела на орке мешком. Из голенищ рыжих десантных ботинок выставлялись скрученные резинки бледно-лиловых носков. В волосах запутались какие-то разноцветные волокна – вроде тех, которыми набивают дешевые матрасы и подушки.

Одобрительно похлопав меня по плечу, вождь подступил к Заку. Подергал ослабленный, свисающий почти до паха ремень и сказал: