Мир чудес - Робертсон Дэвис

— Вы рассказываете о канадских гастролях как о собственной Голгофе, тогда как они были досконально продуманным мероприятием, — сказал он. — Я полагаю, главной вашей бедой были безуспешные попытки втиснуть в Джекила с Хайдом роль для невинной и хорошенькой Севенхоус. Неужели не могли придумать для нее что-нибудь вроде горничной-наперсницы той, которую Джекил любит всем сердцем. Можно было бы вложить в ее уста какие-нибудь трогательные слова: «Ах, мадам, у доктора Джекила такой печальный, такой заблудший вид в последние дни, мадам». Вот это, пожалуй, было бы ей по силам. Очень средненькая актриса. Не знаете, кстати, что с ней стало? Я тоже. Что становится со всеми хорошенькими девушками, у которых таланта на медный грош? Они, кажется, покидают сцену еще до тридцати. Но вообще-то, мой дорогой Роли, на гастролях много чего происходило. Я вкалывал, как раб на галере.

— Не сомневаюсь, — сказал Инджестри. — Подхалимничали перед Миледи — я уже говорил об этом. Не хочу вас обидеть. Но до поклонника вы никак не дотягивали, а до лизоблюда, пожалуй, не упали. Я думаю, «подхалимничали» — самое подходящее слово.

— Ну, подхалимничал так подхалимничал, если это не претит вашему тонкому литературному вкусу. Я несколько раз говорил, что любил ее, но вы решили не обращать внимания на мои слова. Любил не в том смысле, что желал, — это было бы нелепо; мне такого и в голову никогда не приходило — просто хотел служить ей и делать все, что в моих силах, чтобы она была счастливой. Почему я испытывал такие чувства по отношению к женщине, которая вполне годилась мне в матери? Ну, это вы сами решайте, господа дилетанты от психологии, но что бы вы ни придумали, по-настоящему объяснить мои чувства вы не сможете. Всем этим психологическим объяснениям прискорбно не хватает понимания подоплеки явлений. Если бы вы, Роли, лучше умели чувствовать и не были так варварски начитаны, то могли бы увидеть возможности, скрытые в том замысле Джекила и Хайда. Любовь женщины воскрешает мужчину к жизни и — очищает от зла. Вот уж действительно совсем немодная для наших дней тема. Настолько немодная, что подобное вообще кажется абсолютно невероятным. И тем не менее сэр Джон и Миледи, казалось, знали эту тему не понаслышке. Они были преданы друг другу, как ни одна другая известная мне пара.

— Как попугаи-неразлучники, — сказал Инджестри.

— Ну, все зависит от личных предпочтений. Может, вам больше нравится пара старых царапучих котов? Не забывайте, что сэр Джон для огромного числа людей был символом романтической любви в самом ее возвышенном проявлении. Знаете, что как-то раз написал о нем Агат? «Он прикасается к женщинам так, словно это камелии». Вы можете себе представить сегодня актера, который ведет себя на сцене подобным образом? О них никогда не ходило никаких скандальных слухов, потому что вне сцены они были неразделимы.

Я думаю, что проник в их тайну. Начинали они, несомненно, как любовники, но долгое время пробыли и очень близкими друзьями. Это типично? Если и да, то мне с таким почти не доводилось сталкиваться. Конечно же, они были ужасными несмышленышами. Сэр Джон и слышать не хотел о том, что Миледи не годится для ролей молодых женщин, хотя, насколько я знаю, он прекрасно это понимал. А она была несмышленышем, потому что подыгрывала ему и прискорбным образом не желала отказываться от ухваток молоденькой девушки. Я ведь был рядом с ними несколько лет, а вы — только на тех гастролях. Но я помню, как уже гораздо позднее, когда какой-то журналист затронул эту деликатную тему, сэр Джон с чрезвычайным достоинством и простотой ответил: «Понимаете ли, мы всегда чувствовали, что наши зрители готовы закрыть глаза на некоторое возрастное несоответствие между героем и исполнителем, потому что знают: благодаря нашей игре становится возможным много других прекрасных вещей».

И знаете, он был прав. Посмотрите на некоторых прим в «Комеди Франсез». Первое впечатление — ну просто старая карга, но проходит десять минут, игра вам начинает очень даже нравиться, и вы забываете о наружности, которая не более чем своего рода символ. Миледи была прекрасной актрисой, но, увы, бедняжка, она очень располнела. Для актрисы лучше, если она становится как мешок с костями — это всегда можно выдать за некую элегантность. Полнота — дело совсем другое. Но у нее был такой комедийный дар! И как он замечательно проявился в «Розмари», где по ее настоянию она играла не героиню, а характерный персонаж. Милосердие, Роли, милосердие.

— И это вы говорите о милосердии? Человек, который сожрал сэра Джона! Я уже говорил и могу повторить: вы съели беднягу с потрохами.

— Это вы опять преувеличиваете. Как и с «подхалимажем». Я ведь говорил: я поступил в ученичество к эгоизму, и если с течением времени (а ведь я был молод, и мне нужно было думать о карьере) мой эгоизм превзошел его — ну и что? Судьба, дружок? Неизбежность, кн?

— Боже, не делайте этого! Это так мерзко — в точности, как он.

— Спасибо. Я и сам так думал. И, если хотите знать, работал, чтобы этого добиться.

Вы во время этого путешествия, кажется, неплохо проводили время. Неужели вы не помните этих каждодневных репетиций — каких только корабельных закутков ни находил для них старший стюард. Мы с Макгрегором были слишком заняты, чтобы страдать от морской болезни, а вы себе в этой роскоши не отказывали. Вы недужили даже в день корабельного концерта. Теперь эти концерты ушли в прошлое. Помощник стюарда — не успели мы еще отплыть из Ливерпуля — принялся отыскивать таланты среди пассажиров: дамочек, которые могли бы спеть «Четки»,[157]или мужчин, умеющих подражать Гарри Лодеру.[158]Для этого бедняги театральная труппа на корабле была как дар божий. Под занавес К. Пенджли Спиккернелл спел «Мелисанду в лесу» и «Танец цветов»[159](славно контрастный материалец, по его собственному выражению). Гровер Паскин рассказывал анекдоты (которые он ненадежно скреплял с помощью «А кстати, вот мне вспомнилось…»). Сэр Джон продекламировал сон Кларенса из «Ричарда Третьего», а Миледи выступила с речью, призвав пассажиров сделать взносы в Фонд помощи морякам. Говорила она с таким обаянием и задором, что сбор был рекордным.

Но это все так, к слову. Мы работали во время перехода, а после того как пришвартовались в Монреале, работы стало еще больше. На берег мы сошли в пятницу, а премьера состоялась в понедельник в Театре Ее Величества. Играли мы там две недели, первую — только «Скарамуша», вторую — «Корсиканских братьев» и «Розмари». Зритель валом валил — это было началом «триумфальных гастролей», как говорили старые актеры. Вы не поверите, как нас встречали и как публика принимала все эти романтические пьесы…