Франция. Отель "Пастис" - Питер Мейл

Щелчок. Почти все, уйма времени, постарайся успокоиться. Сигарета прилипла к губе.

Кто-то приближается, одинокий мужчина.

Пошатываясь и старательно ступая, как это бывает с пьяными, когда отказывает мозг и верх берет инстинкт, мужчина направился к Жожо. Пошарив по карманам, достал сигарету и, дыша перегаром пастиса, остановился перед Жожо.

— Нет огонька?

Жожо отрицательно покачал головой.

Пьяный безуспешно попытался постучать себе пальцем по носу.

— Хватит врать. Вон сигарета. Что с ней собираешься делать, есть, что ли?

Стараясь побыстрее избавиться от него, Жожо машинально дал ему прикурить. Глядя через плечо Жожо, мужчина удивленно заморгал. С опозданием на пару секунд Жожо загородил ему вид.

Пьяный тронул Жожо за руку.

— Только между нами, в реке кто-то есть. — Пытаясь улыбнуться, добавил: — Может, пить захотел.

— Никого там нет, — ответил Жожо.

На лице пьяного появилось недоуменное выражение.

— Никого?

— Никого.

— Ну тогда это, мать ее, большая рыба.

Не сводя глаз с воды, Жожо повел пьяницу прочь и бросил на мосту.

Остановившись в тени платана, Жожо оглядел улицу, перекрестился и быстро спустился вниз. Холод воды, скользкие неровные камни под ногами. Он нырнул в черную дыру.

— Какая жалость, — встретил его Жан. — Опоздал познакомиться с крысами.

Они, скорчившись, сидели цепочкой по всей длине водостока. Находившийся впереди Фернан передал лист черного пластика и пригоршню гвоздей. Жожо натянул перчатки и, закрыв входную дыру пластиком и закрепив его гвоздями, отгородил последние проблески уличного света. Привязал к гвоздю конец длинного шнура.

— Скажите Фернану, все в порядке.

В дальнем конце водостока зажегся фонарь, осветив отвратительные лужи затхлой воды и мокрые стены. Цепочка людей продвинулась выше. Генерал сказал, что от входного отверстия до середины кладовой двадцать метров. Шнур передавали из рук в руки, пока он не вытянулся во всю двадцатиметровую длину. Фернан отдал фонарь Жану и стал долбить кувалдой и костылем сводчатый верх водостока.

Старая сырая известь отвалилась быстро, и Фернан в считанные минуты выломал два больших камня. В воду шлепались куски грунта и камни помельче, потом костыль ударился о железобетон. Фернан улыбнулся Жану. Началось дело, которое он любил больше всего, артистическая работа, когда нужно заложить ровно столько, сколько требуется, и чтобы на голову не рухнуло все здание. Передав молот и костыль Жану, он взял сумку у бережно державшего ее над водой Бореля и принялся укладывать пластиковую взрывчатку.

До полуночи десять минут. Оркестр издает последние оглушительные звуки перед получасовым перерывом, чтобы вместе со всеми ринуться смотреть фейерверк. Главный распорядитель праздника в личной лодке, где в качестве гребца выступает племянник мэра, объехал ряды плоскодонок, чтобы удостовериться в готовности молодых людей в должном порядке произвести запуск, которым он сам будет руководить с моста. Жандармы, которым надоело сидеть в «рено» в небогатый происшествиями вечер, убивая время до конца смены, прогуливаются в толпе, разглядывая девиц. Сидящие в водостоке ждут, поглядывая на часы.

— Две минуты, — говорит Жожо.

Фернан проверил взрыватели.

— Все готово. Всем к выходу. Обвалится большой кусок потолка.

Они зашлепали по воде к выходу и молча сгрудились у пластикового занавеса. Фернан светил фонариком на часы. Господи, подумал Жожо, надеюсь, что он знает свое дело.

— Шестьдесят секунд.

Распорядитель с очищавшими ему место на мосту двумя жандармами по бокам воздел руки к небу. Ему нравилось воображать себя фон Караяном пиротехники и ощущать себя не последним участником такого важного события. Он с удовлетворением оглядел плотные ряды зрителей на обоих берегах, ожидающих, когда он взмахнет руками, начиная, как он неизменно говорил, симфонию фейерверка. Поднялся на цыпочки, надеясь, что фотограф из «Провансаль» обратит на него внимание, и, лишь только куранты церковных часов возвестили полночь, стремительно бросил руки вниз и одновременно наклонил голову, давая знак первой плоскодонке.

Взрыв в водостоке был на удивление неэффектным — глухой звук взрыва в значительной мере поглотила вода. Последовал плеск валившихся сверху камней. Скрестив пальцы на счастье, Фернан побрел посмотреть на результат.

Он посветил фонариком в рваную дыру, обрамленную лохмотьями обгоревшего ковра. Луч света уперся в гладкую белую поверхность потолка кладовой. Фернан, ухмыляясь, обернулся к приятелям.

— Чековые книжки у всех с собой?

Они по одному выбрались через дыру наверх и стояли там мокрые, возбужденные и оробевшие. Фернан, методично двигаясь вдоль рядов, принялся врачевать сейфы пластиковой взрывчаткой.

— Не замирайте каждый раз, — сказал он. — Дело долгое.

Жожо сбросил с себя мокрые брюки, мечтая о сухой сигарете.

— Не забудь, что фейерверк заканчивается в половине первого.

Фернан безразлично пожал плечами.

— С такими стенами здесь можно начинать третью мировую войну, снаружи никто и не услышит. Прислушайся. Что-нибудь слышно?

Дыхание, скрип мокрой кожи, когда кто-то переступил с ноги на ногу, слабый стук падающих на ковер капель. Больше ничего. Они находились в звуконепроницаемом вакууме.

— Тогда давай, — поторопил его Жан. — Рви их, черт возьми.

Генерал знал, что Матильда не спит, просто лежит, отвернувшись. Она не пошевелилась, когда он свесил ноги с кровати, потом встал. Он был полностью одет, только натянуть ботинки. Потянувшись за ними, крякнул от боли. Снова разыгралась шея. От волнения.

— Скоро вернусь.

От свернувшейся в темноте темной фигуры никакого ответа. Вздохнув, генерал спустился вниз.

Три часа утра. Иль-сюр-Сорг наконец заснул. Генерал вылез из машины и, натягивая перчатки, направился к фургону. Воздух посвежел. Он чувствовал запах реки, слышал тихое журчание воды и шум ее, где она падала с плотины. Открыв заднюю дверцу фургона, принялся доставать велосипеды, проверяя у каждого шины, и ставить вдоль ограды. Протянув сквозь рамы цепь, щелкнул замком. Потом задержался у стальной двери, думая, как идут дела в паре метров от него по другую сторону.

Фернан захохотал, увидев содержимое большого конверта из манильской бумаги.

— Оставим это фараонам. Пускай развлекутся. Не все же им лепить на ветровые стекла билетики со штрафом.

Остальные столпились вокруг, передавая друг другу поляроидные снимки: голая девица в сапогах и маске, с выражением скуки на лице; тучный мужчина средних лет, с глупой ухмылкой выставивший напоказ свой торчащий член; снова голые девицы, с плетками в руках скалившиеся в камеру.