Оборотень - Фридрих Незнанский

— Придорога. Фамилия такая, — ответила Лора. — Да я как-то с ним не особенно контачу. Максим к нему чего-то подкатывался. Ну этот-то со всеми лучший друг.

— Ну и как вы думаете, могла она кому-нибудь поперек дороги встать?

— Да как вам сказать? Могла, конечно. И у нас могла, и в передачах. Да взять вот хоть этого сумасшедшего из Риги. То ли русский, то ли латыш, а на деле фашист просто. Говорят, чуть ли не во время передачи грозился Алену убить. А потом прислал из Риги телеграмму и запретил давать интервью в эфир. Мне-то ее и передали, как координатору. У меня еще тогда этот Придорога сидел, брал списки сотрудников канала, кто тут у нас в штате да кто вне штата.

— А так разве можно? Запрещать?

— Что? Запрещать? Можно. Алена обычно так договаривалась: если кто против, она в эфир не дает. Как и с киллером.

— И много находилось таких протестующих?

— Не очень много, но бывали. Чаще всего они просто ничего не понимали, как раз в этом-то у Алены и был талант, это все говорили — он сидит в кадре напротив нее, пирог ест, чай пьет и думает, что выглядит как король, а все смеются, потому что видят, кто он такой на самом деле. Так, как Алена их раскрывала, никто раскрыть не умеет. Да вы же сами знаете — ее за это премией Союза журналистов России наградили. Ну как, я вам хорошо рассказала? — неожиданно спросила Лора после секундной паузы.

— Очень хорошо.

— Видите, какая я молодец!

— Я бы вас прямо с сегодняшнего дня сделал ведущей передач.

— Да-а-а, — Лора сделала смешную гримаску, как бы передразнивая кого-то. — Только они не хотят, а я так просилась!

— Кто не хочет? — полушутливо спросил Турецкий. — Давайте я пойду и его попрошу.

— Все не хотят. Да ну их, я скоро, наверно, уйду отсюда. Платят мало, работы навалом. Кончу какие-нибудь курсы и уйду в фирму. Есть еще вопросы?

— Вопросов нет, — сказал Турецкий и улыбнулся. — А жаль. Потому что смотреть на вас — одно удовольствие. Однако записать в протокол ваши ценные мысли все же следует.

— А я первый раз разговариваю с живым следователем. И вы тоже ничего, настоящий мужчина и совсем не старый. Вы мне оставите свой телефон? Так ведь полагается! Если я что-нибудь вспомню или узнаю…

Турецкий протянул Лоре свою визитную карточку, где значились его должность и служебный телефон, а затем составил протокол — показания Лоры уместились на одной страничке.

Когда они выходили в общую комнату, у Турецкого появилось чувство, словно занимались они за выгородкой не допросом, а чем-то похожим на флирт, и присутствующие лишь притворяются, что не догадываются об этом.

Лора принялась звонить в фильмотеку насчет записи последней передачи с киллером, но телефон был все время занят, и она отправилась туда сама. Турецкий пошел представляться местному руководству.

Лора догнала его в конце коридора и схватила за руку. На лице появилось какое-то странное выражение.

— Запись с киллером исчезла! — Она посмотрела на Турецкого. В глазах ее был не испуг, а ужас. — Это невероятно! Такого у нас никогда не бывало!

— Вы все-таки проверьте, Лариса, прежде чем паниковать, — сказал Турецкий, изо всех сил стараясь сохранить в голосе спокойствие, хотя мысленно уже сделал стойку.

— Я все проверила: по журналу есть, а на полке — нет.

— А материалы интервью с рижанином?

— Ой! — спохватилась Лора. — Их я и забыла посмотреть. Как увидела, что этой пленки нет, все из головы вылетело.

— Только не надо нервничать, — сказал Турецкий. — Лучше покажите мне, где тут размещается ваше начальство. И еще меня интересует Асиновский.

12.00

Турецкий поднялся на следующий этаж и вскоре оказался перед дверью, где было написано небольшими бронзовыми буквами: «Компания «Телекоммерс». Директор-распорядитель К. Асиновский».

Турецкий постучал.

— Войдите, — раздался уверенный голос.

Александр Борисович открыл дверь и оказался в прекрасно обставленном кабинете, который после по-спартански голых коридорных стен казался невероятно элегантным. За большим письменным столом, сцепив пальцы рук, сидел плотный мужчина в черной футболке. «А ведь лет десять назад парился бы в пиджаке и галстуке, — глядя на него, подумал Турецкий, который уже знал, что в доперестроечное время Асиновский был местным партийным боссом. — Теперь ходит попросту и демонстрирует свою демократичность, а жесты остались прежними». Турецкий внимательно разглядывал сцепленные пальцы, покоившиеся на полированной поверхности стола.

— Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры Российской Федерации Турецкий, — отрекомендовался Александр Борисович, — старший советник юстиции.

— Я вас слушаю, — сказал Асиновский.

На его лице не дрогнул ни один мускул, он даже не пошевелился. И в то же время Турецкого не оставляло ощущение, что Асиновский волнуется. Его холодный тон мог бы провести молодого стажера, но Александр Борисович уже столько раз беседовал с обвиняемыми и подозреваемыми, занимающими высокие посты в государстве, что хорошо изучил их натуру.

Он сел в кресло напротив Асиновского и сказал:

— Константин Андреевич, мне поручено расследование обстоятельств убийства тележурналистки Елены Николаевны Ветлугиной. И вот я пришел к вам. Хотелось бы вас кое о чем порасспросить. Вы же хорошо знали Елену Николаевну и, кажется, в последнее время не очень с ней ладили.

Некоторое время Асиновский молчал, затем расцепил сомкнутые пальцы и, сделав сосредоточенное лицо, задумчиво сказал:

— Да, мы не ладили, вас информировали правильно. — Он вздохнул и выдержал многозначительную паузу. — Я скорблю по поводу этой утраты, которую понесло наше телевидение и все мы лично… Елена Николаевна была выдающимся журналистом. Я работаю с ней давно, на моих глазах начинался «Ракурс», потом «С открытым забралом» и все другие передачи. Я всегда восхищался ее энергичностью, жаром, с которым она бралась за каждое дело, за каждую идею…

Турецкий терпеливо ждал, когда Асиновский закончит торжественную часть и перейдет к делу.

— Но вот то, что касается ее роли в приватизации канала «3x3», тут, на мой взгляд, Лена допустила немало ошибок, прежде всего ошибок человеческого плана, — продолжал говорить директор-распорядитель компании «Телекоммерс». — Не надо было так будоражить народ. У нас тут чуть ли не гражданская война начиналась, всех разбили на, так сказать, белых и черных…

— Простите, что значит «начиналась»? — поинтересовался Турецкий. — Верно ли я вас понял, что после гибели Ветлугиной войны уже не будет? То есть нет Елены Николаевны, и острые углы сами собой распрямились?

Асиновский никак не ожидал такого выпада и растерялся.

Он начал что-то объяснять, выражаясь все более и более округло. Из его слов выходило, что, в сущности, где-то по большому счету они с Ветлугиной были даже заодно, в том смысле, что оба думали прежде всего о людях, стремились, чтобы в результате приватизации улучшилась работа канала. Только вот Елена Николаевна не всегда правильно понимала его, Асиновского, позицию и подчас толковала ее в несколько искаженном свете…